— Правда.
— Беглый?
— Нет. Но служил.
— Сразу видно. С какой стороны?
— А какая разница?
Чанбыр, вздрогнув всем телом, хмыкнул и шлёпнул толстой ладонью по спине Уэспера. Тот еле устоял на ногах.
— Это ты правильно говоришь, очень правильно. Какая теперь разница? — он ткнул пальцем в отмеченный колышками участок земли. — Рыть, значит, будешь здесь. Когда выроешь достаточно — дам в помощь Вука. Он, конечно, слабоумный, но вёдра доставать да обратно спускать сможет. Больше никто не согласится. Спать будешь, — толстый палец переместился вправо, — вон в том сеннике, покрывало тебе туда кинут. Есть будешь прямо здесь. В дом, сам понимаешь, пустить не могу. Захочешь помыться — скажи, воды тебе вскипятят. Расчёт получишь сразу, как яму выкопаешь, — палец вдруг взлетел вверх и ткнулся Уэсперу в грудь. — На дочерей моих даже не смотри, понял? Убью.
Уэспер кивнул. Палец ещё некоторое время упирался ему в грудь, а затем руки чанбыра опали, и он повернулся в сторону дома. С крыльца, крича, сбежала Эйси, с размаху пнула поилку, распугала кур и уселась на землю.
— Даже эту, — чанбыр посмотрел на Уэспера. — Она дурная совсем, но если обманешь — убью, понял?
— А что с ней не так?
— А сам не видишь, что ли? Проклята она, с детства. Родилась с разными глазами, мёртвая. Удушилась ещё в утробе. А потом задышала, всем на погибель. Дурная совсем. Однажды дом чуть не спалила. Потом мальчишке одному глаз палкой вышибла. Сестре младшей волосы сожгла. Смотрящая её себе забрала, хотела выучить, я аж обрадовался. А Эйси её через четыре года и отравила по дурости.
— Как отравила?
— Да так отравила. Смотрящая от женского живота траву заваривала, а эта дура травы и попутала. Эйси пыталась потом выходить, да куда ей, дурной. Схоронила Смотрящую, оставила деревню без лекарки, — он вздохнул и покачал головой. — Я её тогда в храм отдал — без толку. И года не продержалась — вышибли. Тогда и дурной кликать стали, а она, чуть что — драться. Теперь-то попривыкла. Пришлось к себе обратно принимать. Так она и здесь чудила, то одно, то другое. При этом, всегда как-то целой оставалась, даже когда в солдат камнями кидалась. А как узнала, что сестру замуж отдают — совсем озлилась.
Уэспер перевёл взгляд с Эйси на чанбыра, затем — вновь на Эйси.
— Так, — сказал он. — А сестра-то младшая, так?
— Младшая.
— Так сколько ей лет-то?
— Семнадцать. Чахлая совсем, поэтому и мелкая. А сестре — пятнадцать.
— Ясно, — сказал Уэспер. — Теперь понятно.
— Понятно ему, — чанбыр сплюнул. — Что бы ты понимал. Копай давай лучше. Лопаты сейчас вынесут.
Ссутулившись, с заложенными за спину руками, чанбыр зашагал к дому. Уэспер смотрел ему вслед, а когда тот скрылся за дверью, кинул взгляд на Эйси и вздрогнул. Та с ненавистью смотрела ему прямо в лицо.
Уэспер отвернулся, сел на землю и стал ждать, пока ему принесут лопаты.