— Ванесса, вы беременны?
— Еще одна шутка!
— Мне кажется, у вас своеобразное представление о юморе!
— Мы, писатели,— наставительно произнесла Ванесса,- живем в мире фантазий. C’est tout. Мы создаем вымышленные миры для наших читателей, для журналистов, таких, как вы, Адам, для инспектора Фишера. И нечестно ждать от нас скучной и утомительной правды.
— Видите ли, поскольку я веду расследование, мне хотелось бы иметь дело как раз со скучной и утомительной правдой.
— Ах, Адам, простите,— и она чмокнула его в щечку, как бы по-дружески, но... — А как у вас получается брить здесь? — и она указала пальчиком на ямку в его подбородке. Адам застонал про себя: не было женщины, которая не задавала бы ему подобного вопроса.
За разговором они подошли к конюшням Пэррок-хауза, где и были встречены Квентином. Старинные каменные стены увивал плющ, причудливые дымовые трубы в стиле Тюдоров оживляли линию небес.
— Через несколько минут все это станет нашим! — мечтательно произнесла Ванесса.- Как же счастлив будет Жан-Пьер! И его матушка! Ну как, Адам, будете навещать меня в оружейной?
Библиотеку Пэррок-хауза многие считали выдающимся собранием книг: здесь хранилась даже Библия, отпечатанная самим Гутенбергом, а также многочисленные рукописи известных авторов. Место, вполне соответствующее представлениям Квентина Смитиза о том, где следует зачитывать завещание, столь искусно составленное им два года назад. Сестра Квентина, Гермиона. и ее супруг полковник Фортпатрик дали ленч в честь адвоката и теперь сидели в первом ряду, словно бы что-то должны были по этому завещанию получить.
Естественно, гипергностики были в меньшинстве. Брат Виктор лежал на глыбе льда в задней комнате похоронного бюро: бедняга наконец-то избавился от своей преступной страсти. Сестра Флер, теперь мадам Долри, но все еще одетая в наряд Божьей Сестры, сидела между сыном Жан-Пьером и невесткой Ванессой.
Адам стоял, прислонившись к каминной полке, инспектор Фишер бросал на собравшихся грозные взгляды, призывая во всем сознаться, присутствовал даже член парламента Фред Картлидж, хотя уж ему-то никакого дела до завещания не было. Но он полагал, что полковник Фортпатрик, глава местного отделения Консервативной партии, оценит его внимание к жизни деревни. (По правде говоря, полковнику было на сей факт наплевать.) Позади всех сидел сияющий Пармитер в форме охранника.
Квентин начал с краткого пересказа событий. Пол Долри оставил завещание, по которому и Пэррок-хауз, и все к нему относящееся переходили к гипергностикам, если же в установленный срок ими будет совершено нечто позорное и неуместное, владение переходит к Ванессе и се наследникам. Капеллан убит неизвестным или неизвестными лицами, брат Виктор задушен бюстгальтером. Ларкин и сестра Флер оказались на деле не теми, за кого себя выдавали, а остальные гипергностики погибли в катастрофе. С точки зрения Квентина, причиной столь многочисленных смертей вряд ли были грехи покойных, и все ли из них действительно мертвы? Если так — и если гипергностики не оставили собственного завещания,— имение Долри переходит к Ванессе. Остается лишь один нерешенный вопрос: возможные обвинения полиции против семейства Долри. Если они каким-либо образом повинны в гибели гипергностиков, совершенно очевидно, они не могут наследовать то, что получено в результате преступления. Но в настоящий момент (и это очень важный пункт) они пока что находятся под подозрением, а британское право основано на презумпции невиновности. Таково, продолжил Квентин, его ученое мнение, и с ним следует считаться (особенно потому, что ему как поверенному положено десять тысяч фунтов плюс расходы - но эту деталь Квентин решил оставить пока при себе).
Мнение его было столь высокоученым и было высказано в столь блистательных и закругленных фразах, обильно пересыпанных латынью, что присутствующие уже собрались наградить его аплодисментами, как... Как на пороге возникла последняя из гипергностиков: нагая, грязная и окровавленная.
— Я здесь, чтобы предъявить свои права! — вскричала Миндж: в школе она занималась в театральном кружке, и теперь постаралась извлечь из сцены максимальный эффект.
— Ах! — воскликнул Квентин, пытаясь по адвокатскому обычаю затянуть время.
— Разве я не законная наследница Пэррок-хауза?
Квентин вознамерился объявить, что новый поворот событий требует дополнительного рассмотрения (и дополнительной оплаты), ради чего ему придется вернуться в Лондон и отложить окончательное решение на пару недель, но тут в дверях возник новый посетитель: доктор Шеперд собственной персоной. Он выхватил из трости шпагу, рубанул ею по Гутенберговой Библии, лежавшей на почетном месте — на столике с медной столешницей, и возгласил:
— Ларкин! Я пришел за тобой!
Жан-Пьер отпрянул от обезумевшего сельского врача. «Смерть!» — вопила татуировка у него на лбу. «Смерть!» — вопил спятивший доктор.
— Я не Ларкин,— вопил Жан-Пьер.— Ларкина никогда не существовало. Спросите у кого хотите! Спросите ну хоть ее! - и он дрожащей рукой указал на Миндж.
— Доктор взмахнул шпагой, и Жан-Пьер в изумлении увидел, как от левой его руки отскочили три пальца и упали на обюссонский ковер.
— Mon Dieu! — вскричала «сестра Флер», когда сталь клинка взмыла над беззащитной головой ее единственного сына. В прыжке она приняла удар на себя и погибла. Смерть ее, не в пример жизни, была полна благородства.