— Почему ты должна провалиться? — удивился Михаэль. — Настройся на нужную волну, и все будет в порядке.
Исраэль Эльдад много лет прожил в Иерусалиме. Не было у него ни машины, ни водительских прав, ни постоянного дохода.
«Я живу трудом рук своих — я ведь пишу. И трудом языка своего — я ведь читаю лекции, — охотно удовлетворял Эльдад любопытство журналистов. — Имущество? Сбережения? Чего нет, того нет…»
Шел однажды Эльдад по улице. Кто-то сказал: «Смотрите, Бубер!» Знаменитый философ стоял на перекрестке. Поравнявшийся с Эльдадом прохожий произнес:
— Холуи ездят на машинах, а Бубер ходит пешком…
— Ну и что? — удивился Эльдад. — У холуев это все, что они имеют, а у Бубера есть другие вещи…
В 1950 году Эльдад был отстранен от преподавания в школе по распоряжению Бен-Гуриона.
— Эльдад, и обучая детей Торе, занимается политикой, — сказал старый лидер. Эльдад обратился с иском в Высший суд справедливости — и выиграл дело. Бен-Гурион, узнав об этом, усмехнулся:
— Ну и что? Преподавательской работы он все равно не получит.
И Эльдад ее не получил. Напрасно он обивал пороги. Даже компенсации за увольнение ему не выплатили. Директор иерусалимской гимназии сказал Эльдаду доверительно:
— Мне запрещено давать работу коммунистам и членам Лехи.
Эльдаду даже показалось, что директор ищет у него сочувствия.
Директор школы в Хадере спросил с нехорошей усмешкой:
— А вы не втащите Лехи в Священное писание?
— Дорогой, — ответил Эльдад, — это ведь Священное писание втащило меня в Лехи…
Пришлось затянуть пояс. Впереди маячил голод. Но вмешался профессор Иегошуа Лейбович, его непримиримый идеологический противник и давний поклонник.
— Каждая страница Ницше, переведенная Эльдадом, стоит профессуры, — сказал он и выбил своему протеже место в Хайфском политехническом институте — Технионе.
Однажды некое высокопоставленное лицо поинтересовалось, что именно преподает бывший идеолог Лехи. Ему ответили: «Свое мировоззрение, которое он называет иногда Священным писанием, а иногда сионизмом».
В интервью журналу «Узы» Эльдад рассказал:
«После выхода первого тома Ницше в моем переводе поздно вечером отворилась дверь (праведный рабби Арье Леви научил меня, что дверь в дом никогда не должна запираться), и вошел Лейбеле Вайсфиш, один из столпов иерусалимских религиозных ультраортодоксов. И сказал:
— Ты воображаешь, что твоя деятельность подпольщика, политика, публициста имеет какой-то смысл? Так вот, я, раввин, пришел к тебе, дабы объявить: — Ты оправдал свою жизнь лишь тем, что перевел Ницше.
— Но, Лейбеле, — удивился я, — что общего у вас с Ницше? И как насчет его известного постулата: „Бог умер“?