— Значить, его теперь в Китай?
— Кого его?
— А этого, моего-то.
— Ну в Китай, а что?
Офицер хотел было попросту выпроводить Егорку, но его поразило его лицо, взволнованное, побледневшее, его растерянный взгляд и голос хриплый, задыхающийся.
— И его там сейчас на угли?
— Не знаю, — сказал офицер.
— А пытать все-таки станут?
— Непременно.
— И запытают?
— Скорей всего.
Егорка обеими руками схватился за грудь.
— Ваше благородие! — почти закричал Егорка, вытягивая шею. — Господин офицер. Ой, ваше благородие!
Он хотел говорить дальше и не мог. Только затряс головою, и его крючковатые толстые короткие пальцы заскребли по груди, будто грудь ему жгло извнутри.
Офицер глядел на него с любопытством.
Егорка громко стукнул себя кулаком в грудь.
— Наврал я, ваше благородие! — крикнул он, — все наврал… Какой это хунхуз. Только одна одежа. Проезжий он китайский мужик, вот он что!
И, разыскав глазами икону, он опустился на колени и перекрестился.
— Вот вам крест.
Офицер растерялся.
— Зачем ты это сделал? — произнес он.
Не вставая с колен, только повернув к нему голову, Егорка ответил: