Его попросили рассказать, где он достал хунхуза.
Он говорил долго, не опуская ни одной подробности и, как всегда, необыкновенно картинно.
«Иду, значит, так лощинка, этак лесок.
На охоту вышел.
Думаю: Может, что попадется.
Сами изволите знать, какие наши дела! Что убьешь — тем и сыт. Да, хорошо… иду… Конечно, тишина это, никого. Иду, думаю: Эх, хоть бы Бог благословил.
Вдруг слышу: Та-та-та, та-та-та.
Говорят где — то… Остановился… Слышу и то турукают. Прислушался— не по-нашему.
Стой, — думаю.
А у меня всего на всего восемь патронов… Ей Богу-с… Хорошо, думаю…
Как быть… Непременно это они.
Зашел в кусты, пополз.
Земля это мокрая, сами изволите знать — только оттаяла. Руки в грязи, борода в грязи, колени в грязи.
Одначе, ползу.
Сам ползу сам молитву читаю. Потому что, посудите сами, ведь один, и всего на всего, восемь патронов. Ей Богу-с, не вру. Да один еще не лезет: раздуло.
Ползу и думаю: Как попадется мне этот патрон после первого выстрела, что я тогда буду делать.
Отметил я его крестиком, да ведь тут уж где разбирать?
Сам себя ругаю: — Дурак ты, Егор, как есть дурак; было бы тебе этот патрон положить отдельно.
Хорошо, полз-полз, и вдруг мое почтенье… Вижу — сидят трое… Недалеко лошади ходят. Закусывают.
Ну и вы знаете, как это у них? Сейчас возьмет кусок в рот, оттянет как, с позволения сказать, резину, ножом — чик, отхватит, и проглотить, опять оттянет и опять — чик…
Совсем недалеко.
Даже слышно, как чавкают.