— Да ведь, погоди, — думаю, — ведь и его убили, Петрова.
Ничего ему не сказал.
— Ну, как? — спрашиваю — лучше тут?
— Хорошо, — говорит… — Харчи хорошие, обхождение хорошее.
— А их благородие?
— А вон они, — говорить.
Гляжу — окно. И сидит в окне Алферов, календарь читает. Потом, как швырнет календарь.
— Ни газет тебе, — говорит, — ничего. Хоть сам выдумывай, что на свете делается… Ну ни дать ни взять, как на батарее.
Снял я шапку.
— Здравия желаю, ваше благородие!
— А, — говорит, — Сорокин! Здорово, брат. Погляди-ка, готовы сапоги?
А Петров уж вот он.
— Пожалуйте.
Подал ему сапоги прямо в окно. Чудно у них! Ну разве можно в окно!
И гляжу, — окно, как окно, а стен нет. Чудно!
Одел, значит, сапоги Алферов. Слышно сквозь окно, как они скрипят. Значит, там у него пол. Одел и уж бац — вот он выходит…
Кителек это беленький, чистенький; в руке палочка.
И пошел себе лужочком. Идет, палочкой помахивает, посвистывает… Головой это кочь-кочь…
И видно, что совсем ему хорошо, только газет нету. Да…
Солнышко это светит, шпанки звенят… Райские птицы тут, рай-древо… Помирать не надо…
Гляжу и думаю:
— Чего робеть…