- В Минск. Улица Кленовая, 14, квартира 3. Егору Сергеевичу Зенченко. Напиши: «Приезжайте немедленно». И укажи адрес, как в Качай-Болото доехать. Молнию пошли.
- Ясно, - коротко кивнул Митя. - А как подписать?
- Саша Щербинин. Только… - замялся я.
- Что «только»?
- Денег у меня нет. Ни гроша. А молния, наверное, дорого стоит?
- Обойдемся, - отрезал Митя. - У меня есть: хотел фонарик китайский купить. Будет сделано. Пошли.
Дом был заперт. Митя с Севкой пошли в мою комнату и выпрыгнули через выбитое окно.
Мы с Катей остались одни.
Она стояла, облокотившись на подоконник, и исподлобья смотрела на меня - вздернутый нос, перемазанные сажей щеки, растрепанные косички: И вовсе не была она похожа на старушку. Так, длинноногая девчонка в коротком красном пальто, из рукавов которого торчат руки со следами старых ожогов.
- И как это ты, Сашка, решился на такое?! - испуганно говорит она, а в глазах у нее восторженные звездочки. - Ведь занялся бы дом, ну куда бы ты уполз?! Сгорел бы!
- Подумаешь, - равнодушно отвечаю я. - Все равно в воскресенье… - на большее выдержки у меня не хватает, предательский комок подкатывает к горлу.
Катя молчит, потом с завистью произносит:
- Ух и отчаянный ты! Я бы не смогла так. Ни за что не смогла бы! А Митя, наверно, смог бы. Он тоже отчаянный. Недавно с Севкой ракету смастерил. Знаешь, Митька говорил, что она даже взлететь должна была. Напихали в ракету всякой дряни - пленки старые из фотоаппарата, спичек коробок десять, а потом ка-а-к подожгли!
Глаза у Кати становятся большими и круглыми, и я не знаю, чего в них больше - осуждения или восхищения.
- Ну и что? - заинтересованный, спрашиваю я.
- А она как взорвется, ракета эта! - возбужденно говорит Катька и хохочет так заразительно, что даже я начинаю улыбаться. - Как взорвется! Митька хлоп на землю и ноги кверху. А Севка как струсит да во весь дух в школу. «Скорей! - кричит. - Там Митька для науки разорвался!» Прибежали мы к Митьке на двор, а он уже очухался. Сидит весь красный, как помидор. Мы к нему: «Митька, что с тобой?» А он и отвечает: «Затычки, - отвечает, - из дюзов вынуть забыли. Выхода газам не было. Вот она и взорвалась». Так его после этого просто извели ребята. Все спрашивали, как это он про затычки забыл.
Я вспомнил свою ракету, серебристую и легкую, вспомнил, как она хрустнула и сплющилась, под сапогом у дяди Пети, и снова какой-то сухой ком начал царапать мне горло.
- Митька у нас вообще мастеровой, - продолжала болтать Катька. - Его батя тракторист в колхозе. Митька возле него на тракторе работать выучился. Весной нам пришкольный участок весь чисто вспахал. А батя только стоял и командовал. Митьке даже девятиклассники завидовали. Они пока все больше теорию изучают, на тракторе только в десятом работать начнут. А Митька уже умеет.
- Да ну? - удивляюсь я, представляя себе маленького круглоголового Митьку в шапке с прожженной дыркой за рулем трактора. - А ты не того?..
- Не веришь? - обиженно моргает Катька, и на лбу у нее появляется морщинка.
Я вспоминаю, как метнулся Митя легкой тенью в разбитое окно, из которого валил дым, как мял в руках свою шапку, и говорю:
- Верю, верю! Он хороший парень! Смелый!