— Честно говоря, вращательная манжета меня убивает. — Он демонстративно помассировал плечо. — Док Джейн считает, что можно с помощью операции почистить сустав. Не парься, боль хроническая, но терпимая, и я не на лекарствах. Если что-нибудь случится с тем куском мяса, — он махнул рукой за спину, — я справлюсь.
Фьюри выругался.
— Плавал, знаю. И я не сомневаюсь в тебе. Уверен, что ты со всем разберешься. Хочешь, я заскочу по пути в особняк, узнаю, сможет ли Зи составить тебе компанию?
— Не стоит, Блэй найдет замену. Спасибо.
Господи, да ради Бога, хватит с него болтовни. В любую секунду на телефон Брата могло прийти сообщение или звонок с предупреждением о том, что Куина ни при каких обстоятельствах нельзя подпускать к пленнику на пушечный выстрел…
— Ну, пока. — Фьюри отвернулся и махнул рукой. — Удачи с ним.
— И, черт побери, она ему пригодится, — прошептал Куин в спину брата.
В своей слепоте Роф был изолирован от внешнего мира, и, вместе с тем, воспринимал его намного острее, нежели зрячие: изолированный в виду отсутствия визуальной составляющей окружающей среды, он словно навечно завис в космосе; однако другие органы чувств в его пресловутом ночном небе работали острее, и эти звезды сообщали ему информацию, необходимую для ориентации в мире.
Поэтому, стоя перед Лейлой и слушая ее рассказ, он улавливал каждую деталь, всё, от перемен в ее запахе и тоне голоса, до каждого еле слышного движения, до смены давления в воздухе между ними, когда ее настроение перешло от гнева и печали к раскаянию и вине.
— Значит, Кор выяснил местоположение Братства, — заключил Роф, — выследив тебя по крови. Так?
Кровать тихо скрипнула, когда Лейла изменила позу.
— Да, — сказала она тихо. — Я кормила его.
— Да, в ту первую ночь, когда Тро обманом заманил тебя на то поле. Или это произошло после тех событий?
— Было еще раз.
— Твоя кровь была в нем, — повторил Роф, — и он последовал за зовом сюда.
— Он обещал, что если я соглашусь на встречи с ним, то он не нападет на территорию. Я убедила себя, что защищаю всех нас, но правда такова… мне нужно было видеть его. Я хотела видеть его. Это ужасно — оказаться в тисках между сердцем и своей семьей. Было так… ужасно.
Проклятье, — думал Роф. На легкое решение не приходилось надеяться.
— Ты виновна в государственной измене.
— Да.
Роф многое сделал, чтобы отменить ограничительные и карательные меры Древнего Права, запретил вещи вроде рабства крови и долгового рабства, установил и закрепил правовые процедуры для решения гражданских правонарушений. Но одного закона он строго придерживался: государственная измена все еще каралась смертной казнью.
— Прошу, — прошептала Лейла. — Не забирайте у меня моих детей. Не отправляйте меня в Забвение.
Едва ли ее можно назвать врагом государства. Но она совершила серьезное преступление… Господи, у него раскалывалась голова.