Наклонившись набок, Куин выглянул из дверного проема, но лишь для того, чтобы выяснить, остался ли кто-нибудь из Братьев в коридоре со статуями. Да, там паслось стадо воинов… но, да ладно, будто кто-то из них мог уйти? Даже если Роф лично прогнал их?
Они, скорее всего, улягутся спать на пороге спальни, чтобы защитить женщину, которая этого не заслуживала…
В следующее мгновение Куин увидел в своей руке лампу, и он держал замену пресловутой китайской вазе так, словно был питчером ГЛБ. Ну надо же… очевидно, он решил кинуть ее в себя же: Куин стоял перед одним из антикварных зеркал со старым стеклом, искажавшим его отражение.
Он напоминал монстра, его словно пропустили через жернова ночного кошмара, лицо было напряжено, как его кулаки, черты исказились настолько, что он едва узнавал себя. И, смотря на свое отражение, он понимал, что если бросит эту лампу, то в итоге разгромит всю комнату, сорвет картины со стен, разобьет окна, разбросает горящие поленья из камина по диванам, чтобы те основательно прогорели.
И на этом он не остановится.
Он не успокоится, пока его кто-нибудь не успокоит — цепями или же парой пуль.
Странно: его взгляд опустился на провод, свисавший с лампы, коричневый хвост метался по воздуху, как у нервной собаки, выпрашивающей прощение за какой-то проступок, которое животное неосознанно совершило.
Все его тело тряслось, когда Куин поставил лампу с шелковым абажуром на пол.
Выпрямившись, он краем глаза заметил окно и, не думая дважды, подошел к нему, открыл створку и закрыл глаза.
Но он не мог дематериализоваться. Не знал, куда направиться…
Стоп, минуту… у него была цель. Определенная, охрененно четкая цель.
Он внезапно и разом успокоился и призраком перенесся из особняка, злясь на свою вспыльчивость. Будь он спокойнее, то решение пришло бы к нему раньше.
Когда он принял форму, то ощутил хвойный аромат, густо наполнявший зимний воздух, почувствовал ветер, свистевший между сосновыми ветками. Вход в пещеру, у которой он появился, был спрятан за валунами, но если знаешь, где искать, то проблем не возникнет. Оказавшись внутри, он быстро сократил расстояние до ворот в Гробницу, и, запустив механизм, сдвигающий гранитную плиту в сторону, он полностью овладел собой, встав перед железными прутьями.
Непринужденная улыбка на губах напоминала свежую известку на сгнившем заборе.
— Я пришел на помощь, — закричал он, ударяя по древнему металлу. — Прямо как «Алказельцер», чтоб его. «Тамс». «Пепсид». Выбирай по вкусу.
Он молился, чтобы в кои-то веки слухи распространились по Братству не так быстро. Чтобы дежуривший брат… ну, не проверял телефон, или, может, все были настолько потрясены развернувшейся драмой, что не сообразили написать тому, кто был на смене в Гробнице…
Фьюри появился в коридоре, освещенном факелами, он шел мимо сосудов лессеров под эхо собственных шагов.
— О, привет, — сказал Брат. — Как жизнь?
В свете подрагивающего оранжевого пламени Куин не заметил на его лице ни подозрительности, ни беспокойства, ни прищуренных глаз. Руки Брата не потянулись к телефону, чтобы вызвать подмогу. В его теле не чувствовалось напряжения, он не собирался принять оборонительную позицию несмотря на запертые ворота.
— Все супер, — ответил Куин, стараясь не фокусироваться на том, с какой неторопливой медлительностью парень шел к нему. — Не считая того, что сегодня я подменяю Лэсситера.
Фьюри остановился у ворот и упер руки в бедра. Отчего Куину захотелось кричать.
— Дай угадаю, — начал брат. — Марафон «Золотых девочек»?