— Вот, — едва смог вымолвить Бориска, хватая ртом воздух и бережно опуская Милку на ступени крыльца.
— Дурень! — проскрипела Денисиха, окидывая взглядом роженицу. Раньше-то пошто не привел? Поди в мыльню, воды согрей… Дурень!
Показался заспанный Дементий, тоже заслужил «дурня» от жены и был отправлен вслед за Бориской.
Парень суетился в мыльне, делал одно, забывал другое, портил третье. Мастер не выдержал.
— Будя скакать те, яко козлу шелудивому. Куды торопишься!
— Дак ведь худо Милке, потому и спешу.
— В ентот час всем им худо бывает, а от спешки твоей и вовсе конец выйти может.
— Скорей надо… Тьфу, леший понеси! Дрова сырые, не горят.
— Ставь чугун… Лей воду… Так. Теперя достань из печи камень, не ожгись. Хорошо, что вчерась парился, каменья-то горячи… Взял, что ли? Клади его в чугун.
Вода в чугуне зашипела, к черному потолку взлетело белое облако пара. Дементий распоряжался:
— Вынай его, давай другой… Теперя закрой холстиной, пожди мало.
— То-то, — сказал Денисов, трогая горячий чугун. — А ежели бы печь растоплять, то и до полудни не успеть. Тащи воду в избу.
Однако в избу Бориску не пустила Денисиха. Приняв воду, она захлопнула дверь перед его носом.
Бориска сел на ступеньки крыльца и стал ждать. Из сарая доносились размеренные звуки — вжик! вжик!.. — мастер точил инструмент. Ему-то было все равно, кто родится.
Выглянувшее солнце пригрело парня, и он незаметно задремал. Проснулся от сдавленного крика. Кричали там, в избе. Бориска вскочил, рванул дверь. Заперто. Приник ухом к притвору и услышал: за дверью кто-то тоненько плакал…
Милка лежала на лавке, укрытая тулупом, и растерянно улыбалась Бориске. Рядом прямая, как жердь, стояла Денисиха, держа в руках сверток. Подойдя ближе, Бориска разглядел в свертке красное личико с бессмысленными синими глазенками и чмокающим ртом.
— На, подержи сынка, батько, — сказала Денисиха, передавая ему сверток.
Неумело, негнущимися руками Бориска принял завернутое в белоснежный рушник крохотное тельце и поднес к распахнутой двери.
— Гляди на белый свет, сынок! Все дождь лил, а сегодня вёдро выдалось. Счастливый ты, Степанушко!
— Не сглазь, — слабым голосом проговорила Милка.
— На рожденье лучше доброе кликать.
— А почто Степанушкой назвал?