— Миссис Дурсль, я с самого начала выступала против идеи Альбуса передать Гарри Поттера под вашу опёку, — поджала губы брюнетка. — Ваше замечание только усилило мою антипатию к вам. На ваших глазах я появилась из замурованного камина, — очень качественно замурованного камина, должна признаться, мистер Уизли поработал на совесть, — а затем одним взмахом волшебной палочки починила развороченную стену. Из кого я могу быть, если не из этих? Из тех? Меня зовут Минерва МакГонагалл, и я декан его факультета. Отойдите в сторону.
— Я не пущу вас к нему, — прошептала Петуния, поднимая тряпку в угрожающем жесте. — Мы весь день вчера потратили, восстанавливая ему память. Правильную память. У него же сейчас есть шанс стать нормальным, вы понимаете? Не уродом, как вы. Он не вернётся в эту вашу дебильную школу для уродов! Я не пущу!
— Так он и правда потерял память? — Минерва бросила обеспокоенный взгляд наверх. — Я думала, Рон опять что-то напутал. Его надо отвезти в больницу. Может быть, наши колдомедики смогут ему помочь. Как он потерял память?
— Я не пущу, — твёрдо повторила Петуния, машинально скручивая тряпку в хлыст.
Минерва снова посмотрела на Петунию. Напряжение было столь велико, что между ними могли проскочить искры.
— Судьба. Всего. Колдовского. Мира. Зависит. От этого. Мальчика, — проговорила Минерва, тяжело роняя слова, словно каменные плиты. — Вы понимаете, что он единственный, кто может остановить нового диктатора? У него это уже получилось однажды. Он — избранный. Он — последняя надежда всего нашего мира.
— Вашего мира, не нашего, — возразила Петуния. — В нашем мире он — всего лишь маленький мальчик, которого вы собираетесь использовать. Постыдились бы, великие и могучие маги. Уроды.
— Если он не остановит этого диктатора, то ваш мир придёт к концу, — Минерва хлопнула по открытой левой ладони своей волшебной палочкой. — Судьба обоих миров сейчас висит на волоске. И по сравнению со спасением миллионов жизней не имеет никакого значения судьба одного мальчика… И уж тем более никакого значения не имеет судьба одной старой глупой тощей коровы. А теперь либо вы сделаете шаг в сторону, либо мне придётся применить силу.
Петуния задрожала, но сделала последнюю попытку:
— Вам нельзя применять колдовство в присутствии нормальных людей.
— По-моему, я только что доказала обратное, — подняла бровь Минерва, указывая палочкой на гостиную, вновь вернувшуюся к состоянию идеального порядка. — Это несовершеннолетним нельзя. До семнадцатилетнего возраста. Я бы с удовольствием приняла вашу уверенность в моём несовершеннолетии как комплимент, но меня не радуют комплименты из ваших уст, даже такие изощрённые. А теперь — в сторону.
Петуния бросила беглый взгляд на каминную полку, где стояла оправленная в серебро фотография обнимающихся Вернона и Дадли, и отошла, вздрагивая от сдерживаемых рыданий. Минерва грациозно проследовала на верхний этаж, не удостоив хозяйку дома даже взгляда.
— Алохомора!
Замок на двери, щёлкнув, открылся. Дверь беззвучно распахнулась.
— Здравствуй, Гарри.
Эм, подслушивающая разговор с помощью трансляции узконаправленного микрофона, ахнула.
— Здравствуйте, мэм.
Минерва вошла в комнату, взмахом руки заставила дверь закрыться.
— Ты правда потерял память?
— Я не знаю, мэм. Не помню.
Минерва вздохнула.
— Что произошло?