- Разве это не главное?
- Они еще не считались террористами, - ответил он, - с точки зрения закона. Они могли, или кто-то из них мог передумать и прийти в полицию с повинной и все рассказать… И, говорю вам честно, это был не единственный аргумент против ваших самовольных действий. Были и повесомее… Но, повторяю, тщательнейший разбор склонил чащу весов на вашу сторону. К тому же вмешалась и третья сторона, вы догадываетесь о ком я… Они провели там на месте тщательный анализ того, что осталось от пожара и решили, что в данной ситуации вы поступили математически точно и верно. Что потребовало от вас мужества при таком решении и ответственности. Их доводы в вашу пользу послужили последней каплей, что перевесили чашу весов. Вы реабилитированы полностью.
Я покачал головой.
- Вот уж не думал, что помощь придет с той стороны… Хотя нет, вру. Думал о таком. Даже предполагал.
Бондаренко сказал с лицемерной улыбочкой:
- Вербуют.
- Госдеп не спит, - согласился Мещерский. – Спит и видит. Стараются вам понравиться.
- ЦРУ и так нравится, - ответил я, - а вот госдеп вроде нашей госдумы… И это все по тому разбирательству?
Бондаренко довольно гоготнул.
- Правильно, Владимир Алексеевич, требуйте орден!
- Мне нужны твердые и четкие заверения, - ответил я сдержанно, - что никто не будет влезать в мою работу. Ни руководить, ни контролировать. О результатах буду докладывать лично вам. Если сочтете мою работу… не совсем удовлетворительной, то либо отдел закроете, либо на мое место возьмете другого, а я вернусь в свой институт.
Мещерский вздохнул, как мне показалось, с облегчением.
- Тогда мы договорились. Именно это я и отстаивал.
- И… как?
Он сдержанно улыбнулся.
- Отстоял. Когда ситуация требует немедленных решений, любые коллегиальные совещания приведут к потере драгоценного времени. Это все поняли.
- Когда поступает сигнал о пожаре, - напомнил я, - команда пожарных выезжает немедленно. Не запрашивая разрешения у руководства.
- Ситуация точно такая, - согласился он. – Только масштабы шире. Потому принимаете решения единолично… однако и отвечаете лично. Уже не сошлетесь, что вам не то велели.
- Спасибо, - сказал я. – Я вам напринимаю! Ахнете.
- Это я и побаиваюсь, - ответил он без улыбки. – Я же знаю, самые страшные люди – люди с хорошо развитым интеллектом А из них просто ужасные – ученые.
- Интеллект, - признал я, - частенько говорит непривычные вещи. Для гуманитария позапрошлого века, а они все оттуда, наши истины вообще звучат чудовищно и аморально.
- А они не аморальны?