— Ага! — подтвердил я, не поднимая глаз.
— За что били? — тон его был скучным-скучным, и я сразу смекнул, что скука эта — деланная.
— На чужую землю зашёл милостыньку просить, — ответил я чистую правду.
— И давно землю топчешь милостыньки ради? — продолжил он допрос.
— Уж второй год как, — припустил я слезы в голос. — Как беда у меня стряслась, так вот и хожу Творца ради…
— Беда, говоришь, — хмыкнул он. — Ну, это дело обычное.
И тут он меня удивил. Взял двумя пальцами свой изумруд, поднёс к глазам — и сквозь него на меня поглядел. Будто прозрачен его камень.
— Господин, — подал голос парнишка, его спутник, — нам ещё для госпожи Киури-тмаа глазные капли готовить… и вообще дел по горло…
— Погоди, Халти, — не глядя в его сторону, откликнулся мой спаситель, — тут, видишь, беда у человека.
— Ясно, — хмуро отозвался парень, которого, как выяснилось, Халти звать.
— Ну и вот, — усмехнулся господин и вновь повернулся ко мне. — Как твоё имя?
— Гилар, — без заминки откликнулся я.
— Лет тебе сколько?
— Пятнадцатый год весной пошёл, — ответил я опять же чистую правду.
— Второй год, значит, бродишь по дорогам Творца ради?
— Ага! — А что я ещё мог тут сказать? В подробности пускаться? Так сейчас не след, это после…
— И как, нравится жизнь бродяжья?
Я очень громко всхлипнул и помотал головой.
— В услуженье ко мне пойдёшь?
Так вот сразу и сказал. Как у нас в трактире говорили, «открутить быку хвост».
— А вы кто? — поднял я на спасителя своего глаза. Честно так посмотрел — мол, впервые вас, господин, вижу, а невесть с кем дел не имею.
— Это ж господин Алаглани, придурок! — вмешался Халти. — Наипервейший городской лекарь и аптекарь, почётный гражданин и кавалер ордена Высокой Руки!