— А что Надзор? — хмыкнул господин. — Надзор тут не при чём. Никакого чародейства, никакого бесолюбства. Дело чисто светское, уголовное. Но ты прикинь перспективы. Не медник, не ткачиха. Графиня и князь. И не опальный какой-нибудь аристократишка, забившийся в своей деревеньке, а краевой воевода, уважаемый человек, влиятельный…
Мы помолчали снова. На этот раз очень долго. Уже и свет в жёлто-синем окошке ослабел — видать, солнце клонится к окоёму. Здесь, в горнице, было невероятно тихо — ни птичьих криков не слышалось, ни шума деревьев, ни ветра. Даже мухи не жужжали и мыши не скреблись. Тишина давила на уши, плющила мозги.
Видно, и господин что-то похожее чувствовал, потому что вдруг сказал:
— А знаешь, Гилар, мне пришла в голову странная мысль. Может быть, и глупая. Вот смотри. Человек, который с нами тут разговаривал, боится показать своё лицо. Человек явно привыкший к власти, человек неглупый и лишённый сословных предрассудков. Не слишком молодой, судя по голосу. Человек, чьи люди служат в Тайном Пригляде — а в Пригляд, как ты знаешь, кого попало не берут, учиняют строжайшую проверку. Никаких мыслей не возникает?
Я подумал, прикинул и так, и этак… ничего толкового в голову не лезло. Ну, может, колдун этот купил каких-то начальников приглядских. Беридаи-тмау, например, а то и повыше. И что?
— Я же говорю, мысль достаточно безумная, — правильно оценив моё молчание, продолжил господин. — Но ты подумай: кто у нас в Державе имеет огромную власть, но чьего имени никто не знает, чьего лица никто не видел? Очень, меж тем, известный человек.
Я не сел на пол только потому, что и так уже сидел на корточках, привалясь к стене.
— Вы хотите сказать… — в горле запершило, — что если бы этот наш искуситель сюда вошёл, мы увидели бы золотую маску?
— Именно это я и хочу сказать, — твёрдо и довольно громко произнёс господин. — Я пришёл к выводу, что у гражданина Благоуправителя весьма разносторонние интересы. И что у сообщества Тхаарину тоже интересы обширные. Им с Благоуправителем было на чём сойтись. То-то столь легко произошло Одержание. Раньше я думал, что дело в Нориланге, но теперь вижу: не всё так просто. Нориланга тоже поучаствовала, конечно, но её Особым Сыском тоже пользовался кто-то третий. И что мы имеем? После Низложения и Одержания сняты все запреты на занятия магией. Огромное подспорье для Тхаарину. С другой стороны, Новый Порядок установился на удивление легко. Явно помогли. Причём не только деньгами, но и чарами. В общем, всем стало хорошо. И заговорщикам, свергнувшим Старый Порядок, дорвавшимся до власти. И магам, которые получили, во-первых, безопасность, а во-вторых, власть. Остаются, конечно, вопросы. Например, кто кем крутит, собака хвостом или наоборот. Гражданин ли Благоуправитель, ещё в бытность свою предводителем заговорщиков, кинулся за помощью в Тхаарину, Тхаарину ли замыслил всё это и купил исполнителя, выбрав из кучки заговорщиков наиболее удобного… Или же вообще выдвинул Благоуправителя из своей среды. А может, наш невидимый собеседник и есть легендарный Халаш-гуни, ставший вождём Тхаарину семнадцать лет назад?
— Господин мой, — я подскочил к нему и дёрнул за рукав. — Что вы делаете? Стены же имеют уши!
— Совершенно верно, Гилар, — громко рассмеялся он. — И эти уши сейчас услышали нечто такое, что им лучше бы утаить, иначе непременно какая-то пакость с ними приключится. Утонут в луже, захлебнутся пивом, попадут под лошадь… и сие случится с каждым, кому они поведают услышанное. Потому ушам лучше бы залепить себя воском, а на отчёте сказать, что узники или молчали, или распевали песни непристойного содержания. Иначе завтра, на пути в клетку, я могу и озвучить свои безумные предположения. И добавить, что ещё вчера об этом с тобой говорил.
— Господин, нас же прямо сейчас прикончат! — шепнул я ему прямо в ухо.
— Если сам Халаш-гуни подслушивал, то несомненно, — спокойно ответил он. — И в этом случае мы ничего не теряем. Какая разница, стать для гиуши завтраком или ужином. Но вряд ли он сам унизился. Государственных забот разве мало? Равно как и тхааринских. А те ребята, что нас сейчас слушают — они же умные ребята, они ничего никому ни о чём не скажут.
— Ну, коли так… — с сомнением протянул я.
— А коли так, — уже гораздо тише произнёс господин, — самое время поговорить о действительно важных вещах. Давай-ка поближе, на всякий случай…
— Что вы называете важными вещами? — шепнул я ему в ухо. — Что важнее того, что вы сказали сейчас о Благоуправителе?
— Есть выход, — немножко смущённо пояснил он. — Не слишком приятный выход… скорее, крысиная тропа. Но это лучше, чем ничего.
— Мы можем отсюда перенестись? — уточнил я.
— Не совсем так, — смутился господин. — Слушай. В договоре, который я заключал с этим демоном, пожирателем душевной боли, есть одна хитрость. До поры до времени я о ней не вспоминал, но сейчас другого выхода не вижу. Итак, если чародею, то есть мне, угрожает смертельная опасность, он может воззвать к демону. Вернее, не воззвать, а… в некотором смысле явиться к нему и запросить помощь. Помощь одноразовую. То есть силы хватит ровно настолько, чтобы мне одному открыть канал в безопасное место. Повторяю: одному. А за это я должен всю оставшуюся жизнь бесплатно снабжать демона его пищей… то есть болью тех, кто мне доверился. Я больше не получу ни грана силы, я перестану быть чародеем… но продолжу чародействовать.
— А если надуете его? — ухмыльнулся я. — Сбежите в безопасное место и всё, и никаких больше никому проверок здоровья?
— Наивный ты всё же, — скривился он. — Ребёнок. Несмотря на отличные мозги и жизненный опыт. Любое нарушение договора карается. И если я откажусь поставлять ему боль, то он станет мучить меня. У нас ведь сохранится связь.
— Так что вы хотите? — я и впрямь не понимал. Он собирается сбежать и сделаться холопом демона?