— Глаза закрой и зубы стисни!
Потом, подняв её тонкую, словно тростинку, ногу, сильно сдавил пальцами, и как показалась кровь, прильнул к ней губами, всосал. Выплюнул, снова приник, снова выплюнул. И снова… Мне показалось, это никогда не кончится. Наверное, с полчаса отсасывал.
— Тряпок принесите, и почище! — не оборачиваясь к толпе, приказал он. — Шевелитесь, если спасти девчонку свою хотите!
Они, конечно, забегали. Вскоре перед нами был ворох тряпок, и господин, поморщившись, выбрал наиболее чистую. Разорвал на лоскуты и осторожно, не слишком туго обмотал укушенную ногу.
— Открой глаза! — велел господин девчонке. — Смотри на меня! Сейчас уснёшь, и больно не будет. Слушай, как считаю: раз, два, три, четыре, пять! Спать! Спать! Спать!
Девчонка трепыхнулась было, но потом зевнула и обмякла.
Господин попытался встать, но самому это ему не удалось, пришлось мне подсобить.
— Ну, молитесь Милостливому Творцу, чтобы всё обошлось, — устало сказал он селянам. — Вовремя поспели, яд не успел ещё по жилам разойтись. Положите её на лавку и следите, чтобы не шевелилась. Скоро она проснётся, тогда дайте выпить отвар коры длиноуса — если не у вас, то у знахарки вашей наверняка есть. Прослабит и остатки яда выйдут. А после молоком поите, да не скупитесь. Пить ей сейчас много надо. А место укуса пусть потом бабка барсучьим салом смажет и новую повязку наложит. Да смотрите, чтоб не туго! И не войте, не пугайте малую!
— Батя, пойдём, — потеребил я его. — Ты ж и сам яду наглотался, тебе прилечь бы.
— Воды принесите, — устало добавил господин. — Мне рот прополоскать надо.
Подошёл к нам дедушка Мигухиль, пристально посмотрел на господина.
— Так ты, стало быть, лекарь? — задумчивым голосом вопросил он.
Ну вот! Все наши хитрости пошли коту под хвост. И ведь не то беда, что господин змеиный яд высосал — такое, в общем, и селянин может уметь. Беда, как держался он, как повелевал. Не может так разговаривать дядька Арихилай, простой землепашец из Малой Глуховки. А вот лекарь, учёный человек — вполне.
— Да уж знаю, как оно обходиться надобно, с гадючьими-то покусами. Это ж дело такое… не ёлкин корень… бабка моя, покойница, обучила, значит, — отведя взгляд, забормотал господин Алаглани. Похоже, и до него дошло, что он натворил.
— И молочка бате тоже бы надо, — вставил я своё слово. — Он-то яд сосал, тоже потравился малость.
В общем, и молочка нам в сарай принесли, и рыбки вяленой, и сала, и грибов мочёных, и творогу, и яиц. Лично дедушка Мигухиль принёс, не побрезговал. На сей раз был он молчалив и по виду крайне почтителен.
Когда стемнело, шепнул я господину:
— Как нога? Получше? Идти сможете?
— Зачем? — отвернувшись к стене, мрачно спросил он. Сморило его, после всех треволнений и сытной трапезы.
— Затем, что уходить надо, — пояснил я. — Не нравится мне всё это дело. Они ведь поняли, что вы такой же землепашец, как я король норилангский.
— Да брось, Гилар, — сонно протянул он. — Даже если они что и подумали, какая в том беда? Главное, они нам благодарны, а до ушей начальства их трёп если и дойдёт, то нескоро. А завтра мы уже отсюда уйдём, ноге ощутимо получше.
Ну что мне, связать его надо было и волоком тащить? Помолился я Творцу, испросил нам обоим милостей, и тоже завалился спать.