Сид и дети бросились ко мне. Мееле была наверху, в своей комнате, в последние недели она часто уединялась. Я рассказала Сиду обо всех событиях и была рада, что не должна нести этот груз в одиночку.
— Ее надо было бы убить, прежде чем она выдаст полиции тебя и всех остальных и похитит Тину, — сказал он.
Вот так в солнечный осенний день мы сидели на деревянной скамейке возле дома; в лугах еще было полно цветов, дети играли в мяч, пожалуй, несколько осторожнее, чем обычно играют дети, потому что лес на склонах гор поглотил уже не один мяч. Тина вопила от удовольствия, а Франк посмеивался над нею. И как раз посреди их игры Сид и произнес эту фразу.
Во время гражданской войны в Испании он нередко встречался лицом к лицу со смертью. Моя прошлая жизнь тоже не раз сталкивала меня со смертью.
Такой опыт не ожесточает человека, скорее, учит его ценить жизнь, и не только свою собственную. Мы не были ни террористами, ни преступниками, ни бесчувственными, ни жестокими, когда Сид произносил свои слова, а я их обдумывала.
— Она слишком со многими уже говорила об этом, — ответила я ему, — и вообще, старая, больная женщина…
— Сегодня здесь тоже было не все в порядке, — сказал Сид, — так, мелочи, — прибавил он, увидев мое лицо.
Мне не хотелось больше в этот день слушать ничего плохого, но в связи со всем происшедшим это было неизбежно.
Сид рассказал.
Франк должен был пойти в лавку. Но увлекся рисованием и забыл.
Мееле спросила его:
«Как ты мог забыть?»
Он ответил:
«Ну, забыл, и все».
Тогда она схватила его рисунок и разорвала. Он посмотрел на нее и проговорил только одно слово:
«Ведьма!»
А она его прибила.
— Сильно?
— Несколько хороших оплеух.
— А он?
— Он? Ничего. Только, все время смотрел на нее. Не нагло, а так… ну, ты же его знаешь.
— А она?