Михаил нажал кнопку остановки форвакуумного насоса, включив другой рукой реостат. Не успел замолкнуть отключенный мотор, как сразу же пронзительно запели на самых высоких нотах сложные агрегаты парогазовой конденсации и адсорбции. Расход жидкого гелия резко возрос и достиг двадцати пяти литров в час.
«Нужно прогнать ее, — подумал он, сосредоточенно уставившись на приборы регистрационной панели. — Решительно и твердо прогнать. Полумеры только ухудшают положение… Прогнать, чтобы обиделась по-настоящему. Ничего! Для нее же лучше будет. Пусть найдет себе кого-нибудь помоложе».
— Мишенька, милый! Я тебе не помешаю. Ни на вот столько! А, Миш?
— Ладно уж… Сиди. Только никуда не суйся, пока не позову. И развлечений от меня не жди! Работать так работать, или…
— Не надо никаких «или», Мишенька. Сама все знаю. И не будь таким грубым.
Он осторожно подвинтил на кожухе камеры ограничитель и высвободил магнитный поршень. Световой зайчик на зеркальном гальванометре под потолком дернулся и заплясал около нулевого положения.
— Нажми красную кнопку с надписью «Конденсатор». Только не перепутай.
— Не перепутаю, Мишенька… Готово!
Зайчик понесся к концу шкалы. Остановился и сейчас же сорвался обратно к нулю. Потом опять убежал и снова сорвался.
— Порядок!
— Что порядок, Миша?
— Смотри вверх на гальванометр.
— А-а… Бегает.
— Знаешь, что это значит? — И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, продолжил: — Это значит, что в камере вверх и вниз ходит над сверхпроводником магнитный поршень! Смотри теперь вот на этот вакуумметр. Если стрелка отклонится вправо хоть на одно деление, сейчас же кричи.
— Благим матом кричать?
— Кричи благим матом…
— Солнышко зашло… Зажечь свет?
— Ты не видишь прибора?
— Вижу.
— Тогда не надо. Посидим в темноте.
В сумеречном свете все казалось погрустневшим и сероватым. Тускло отсвечивали стальные грани стенда, устало и напряженно мигали красные лампочки.
— Эти лампочки похожи на глаза больной обезьяны. Помнишь, в зоопарке?