Гайка лежала в кармане брюк. Филя ощущал ее приятную тяжесть. Он разбежался и присел. В ушах запел ветер. Трамплин резко подбросил в темень и понес. Филю валило на спину и вбок. Он с трудом сбалансировал руками. Он ударился одной лыжей. Вторая летела по воздуху. Еще секунда, и он пропахал бы остаток горы носом. Но он не пропахал.
Он заставил себя встать на вторую лыжу и скатился вниз.
И это в темноте! В полной темноте, когда и без трамплина можно запросто свернуть шею.
Вот это гайка! Дед знал, что оставить. отцу. Это получше любого велосипеда.
Берегись теперь, Дуб! Теперь ты узнаешь, где зимуют настоящие раки!
Бедный Гера Дубровцев. Если бы он догадался, что у Фили появилась волшебная гайка, он повел бы себя на уроке истории иначе. Но он не догадался про волшебную гайку. Он пролез под партой и привязал к шнурку от Филиного ботинка бечевку. Конец бечевки он привязал к парте. По его коварному замыслу Филе вновь предстояло испробовать прочность пола в классе.
Мария Никифоровна обвела взглядом учеников и заглянула в журнал.
— О восстании Спартака, — проговорила она, — расскажет, нам расскажет… Боков. Прошу к доске, Боков.
Про Спартака Филя знал отлично. Он поднялся и смело шагнул к доске. Ему повезло. Шнурок на ботинке оказался завязанным не очень крепко. Шнурок развязался. Только поэтому Филя не грохнулся посреди класса.
— Что ты там танцуешь на одной ноге, Боков? — спросила Мария Никифоровна.
— Я не танцую, — сказал Филя. — У меня шнурок… Он нагнулся, отвязал бечевку и с благодарностью пощупал в кармане гайку.
— Сначала Спартак был рабом, — громко начал Филя, — и еще гладиатором. Гладиаторы дрались в цирке мечами. А богатые римляне на них смотрели. Они убивали друг друга.
— Кто убивал друг друга, богатые римляне?
— Зачем? — сказал Филя. — Гладиаторы.
— Так. Дальше.
— Ну вот. Потом Спартаку надоело быть рабом, и он восстал. Он убежал и собрал целую армию рабов. К нему бежали рабы со всей Италии.
Уже давно Филя не отвечал с таким вдохновением. Но вдруг, когда он произнес: «Это случилось осенью семьдесят третьего года до нашей эры», — Филя увидел Геру, Дуб тыкал пальцем в лежащую перед ним книгу, страшно вращал глазами и мотал головой. Филя проглотил последнее слово и вытянул шею. Казалось, Филя хочет через пять парт заглянуть в Герин учебник.
— Тф… пф… х… — шептал Гера, лопаточкой приложив ко рту руку.
— Я спутал, — торопливо поправился Филя. — Не осенью. Это весной случилось.
Но Герина голова снова заболталась так, словно его кто-то тряс за шиворот.
— Нет, не весной, — испугался Филя. — Она в тридцать седьмом году была.
— В чем дело, Боков? — спросила Мария Никифоровна. — Кто «она»?