К моменту создания в США так называемого Британского центра координации безопасности (БЦКБ — цикл мероприятий по координации усилий английской и американской разведывательных служб во время II МВ) Ратленд развил бурную деятельность в качестве агента-двойника японской и американской разведок. Причем через некоего д-ра Динсея посланец "Интеллидженс Сервис" поддерживал контакт непосредственно с крупным американским разведчиком капитаном I-го ранга (подполковником) Захариасом, занимавшим в то время пост начальника военно-морского округа Сан-Диего, скрывая, конечно, от него свою подлинную миссию в Соединенных Штатах, но всячески выпячивая эту связь перед японцами. Одновременно он исправно поставлял Лондону ценнейшие сведения о японских замыслах и планах на всем Тихом океане.
В марте 1940 года в США прибыл начальник новообразованного БЦКБ — Уильям Стефенсон, и Ратленд был передан в его полное оперативное подчинение. Связь эта была так тщательно законспирирована, а разведчик вел свою неимоверно трудную игру настолько умело, что даже собственные агенты БЦКБ в Лос-Анджелесе, осуществлявшие контрразведывательные функции, с тревогой доносили своему руководству о "подозрительном англичанине, который поддерживает сомнительные знакомства и живет явно не по средствам"…
По официальной версии, распространенной после войны, "сомнительный англичанин" в течение двух лет до нападения на Пирл-Харбор настойчиво предупреждал британскую разведку о неминуемом нападении японцев на английские военно-морские базы на Дальнем Востоке. В своих донесениях он беспрестанно подчеркивал, что японцы будут прежде всего стремиться вывести из строя линкоры и крейсеры с помощью массированных ударов морской авиации. Он обращал внимание руководства на возросшую роль палубной (авианосной) авиации в будущих войнах, и всячески предостерегал правительство своей страны от посылки на Дальний Восток тяжелых кораблей без мощного авиационного прикрытия. Более того, Ратленд заполучил в свои руки весьма исчерпывающие данные о поразительных успехах японских конструкторов, создавших лучшие в мире морские самолеты — истребитель А6М2 "Zero" и летающую лодку-бомбардировщик "Каваниси" Н8К. Однако британское военное ведомство накануне войны вопреки ожиданиям Ратленда поступило совершенно иначе: оно направило в Сингапур два линейных корабля — "Принс оф Уэлс" и "Рипалс", не озаботвшись перебросить туда же хоть сколько-нибудь современных самолетов. В результате после начала боевых действий оба корабля были очень быстро потоплены японской морской авиацией, как и предсказывал Ратленд, а сингапурские военно-воздушные силы, укомплектованные несколькими сотнями морально устаревших истребителей американского производства Брюстер "Буффало" ("летающие гробы"), были уничтожены в нескольких скоротечных сражениях и не представляли для японцев никакой угрозы до самого конца войны…
Японская летающая лодка-бомбардировщик "Каваниси" Н8К
Известие о предсказанной им гибели двух британских линкоров в Южно-Китайском море Ратленд встретил в Лондоне, куда он отправился на свой страх и риск, чтобы добиться аудиенции на высшем уровне и предупредить руководство страны и империи о надвигающейся опасности. 2 декабря, то есть за пять дней до бомбардировки Пирл-Харбора, Ратленда принимают высокопоставленные дица "Интеллидженс Сервис", но успеха майору это не приносит никакого. Начальство ведет себя очень странно, и даже подозрительно — оно пренебрежительно заявляет ему приблизительно так: "Вы не можете сообщить нам ничего нового, чего бы мы не знали. Не суйте нос не в свое дело, и всего хорошего". Обескураженный таким приемом разведчик ретируется, но ровно через неделю после неудавшейся аудиенции бывшего стратегического агента, майора авиации, кавалера нескольких высших орденов, арестовывает военная полиция на основании статьи 18-В постановлений военного времени по подозрению в шпионаже в пользу… японцев!
Сразу после ареста Ратленда отправили в лагерь для "подозрительных лиц" на острове Мэн, куда в тот период стараниями МИ-5 (британской контрразведки) было уже заключено несколько тысяч человек, и где наш герой провел без малого два года. Однако в конце сентября 1943-го его внезапно освободили, и Ратленд уехал на купленную им сразу же после освобождения тихую ферму в Карнарвоншире. Его семья осталась в Штатах, впрочем, жена и дети не стремились с ним соединиться даже после войны, в самой Англии находился только лишь старший его сын — молодой врач, практиковавший в Лондоне. Чем именно занимался Ратленд все эти годы после своего освобождения — было неясно, однако загадочная смерть шпиона в 1949 году до сих пор окутана мраком тайны.
…В тот день, 29 января 1949 года старший сын Ратленда, Томас, получил от отца письмо, в котором тот просил его срочно приехать к нему на ферму. Ратленд даже подробно описал в этом послании по какой именно тропинке лучше дойти на ферму от ближайшей деревни. Но этой встрече так и не суждено было состояться: в ночь на 30 января Джеймс Фредерик Ратленд, как было зафиксировано в полицейском протоколе, "…покончил жизнь самоубийством", отравившись газом в номере третьеразрядной гостиницы в… Лондоне! Причем явно действуя по указанию сверху, полиция не сочла нужным хотя бы формально доискиваться до причин загадочного "самоубийства" бывшего негласного сотрудника "Интеллидженс Сервис".
Как уже упоминалось, трагическая судьба Ратленда совсем нетипична для представителя не только "Интеллидженс Сервис", но и для разведки вообще, даже если сделать скидку на его излишнюю "идеализированность". И вот это самое обстоятельство и навело Дэвиса Стеннингтона на кое-какие размышления насчет некоторых странных связей, фигурирующих во всей этой истории. Исследователь нисколько не сомневался в том, что агент Ратленд и "майор Фредерик", которого упомянул по пьянке в одной из своих поминальных речей неудачливый хитрец Матоме Генда — одно и то же лицо. Таинственный конец Ратленда вполне мог быть связан с реваншистом Юкио Мисимой, если учитывать, в каких "сферах" вращался Ратленд накануне войны. Британский шпион, правда, по большей части специализировался в разгадке планов именно японского флота, но ведь и Мисима, хоть и был офицером армии, отделенной от морских дел непробиваемой стеной неприязни между двумя родами вооруженных сил, был посвящен в некоторые флотские тайны. Ни Отту, ни Стеннингтону не удалось обнаружить к этому времени ни одного документа, прямо свидетельствующего о том, что Мисима хоть в какой-то степени был причастен к японской разведке, но это еще ни о чем не говорило. Учитывая маниакальную приверженность японцев ко всякого рода секретности, можно было вполне резонно предположить, что Мисима, имея армейский чин, участвовал в делах именно флота…
Это предположение не лишено оснований, особенно если учесть, что в планах японских генералов по разгрому американских сил — главного противника в Тихоокеанском регионе — самой армии отводилась второстепенная роль, а главные удары должен был наносить именно флот. Когда Минору Генда разрабатывал придуманный адмиралом Ямомото план разгрома Пирл-Харбора, он не без оснований предлагал командующему захватить Гавайи целиком с помощью армии, которая к тому моменту насчитывала в своих рядах более 5 миллионов человек, включая силы миллионной Квантунской армии, развернутой в Манчжурии против СССР. Однако Ямомото не пошел на это, заявив, что у армии совсем иные цели — на континенте, а наличные десантные силы флота настолько невелики, что попросту не смогут справиться с дополнительной задачей. Его поддержал начальник штаба Ониси, посоветовав Генде не отвлекаться и не лезть не в свои дела.
Генда подозрительно легко согласился со своим начальством, хотя у него была прекрасная возможность вынести дискуссию на эту тему на самое широкое обсуждение. Армия так и не оккупировала Гавайские острова, хотя имела все шансы это сделать, однако она все же присутствовала в небе Пирл-Харбора в лице Юкио Мисимы. Что связывало армейского офицера Мисиму и сугубо флотского летчика Генду? Как было известно Отту, планы Генды никогда больше не пересекались с планами армии, и хоть после войны он сменил адмиральские погоны на погоны генерала, но того требовала вся послевоенная обстановка в стране. Флота у Японии больше не было, и потому, занимая в 50-х годах высокий пост командующего всей авиацией Японии, бывшему моряку пришлось "перекраситься" — продолжая носить флотскую форму, он мог рассчитывать разве что на должность какого-нибудь адьютантишки при каком-нибудь второсортном командующем третьеразрядного пограничного округа…
Итак, Стеннингтон был наверняка уверен в том, что запутанный клубок, который ему предстояло распутать, напрямую может привести его не только к разгадке "тайны Мидуэя", но и к тайне всей политики японского флота, потому что и непосвященному было ясно, что в этой войне все зависело не от фанатичных и необразованных генералов, а от трезвых и сообразительных адмиралов, и в первую очередь от самого Ямомото. Прорисовывалась новая цепочка: Ямомото — Генда — Мисима — Ратленд. По разумению Стеннингтона, одним из концов этой цепочки была таинственная смерть британского агента, вот с нее-то по большей части ему и нужно было начинать…
Как Стеннингтон прекрасно знал, британские архивы в своем большинстве были закрыты на вечные времена абсолютно для всех любителей покопаться в грязном белье английской внешней политики. С японскими архивами дело обстояло не лучше, если только не хуже — почти все документы, связанные с тайнами войны, были тщательно уничтожены японскими спецслужбами накануне капитуляции, и в этом ему мало чем мог помочь даже Отт. Однако могли быть и счастливые исключения.
Случилось так, что Стеннингтон прекрасно был знаком с некоторыми моментами истории раскрытия причин убийства в 1928 году китайского генерала Чжан Цзолиня, которое в конечном итоге привело к созданию на территории Северного Китая марионеточного прояпонского государства Манчжоу-Го. Один из самых важных секретов японской политики, заключенный в папку с устрашающим грифом "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО" благополучно пережил гибель своих собратьев и совершенно внезапно для ожидающих суда японских преступников, всплыл в 1946 году на обозрение мировой общественности благодаря мелкому японскому чиновнику, который обнаружил затерявшуюся среди мусора в бывшем помещении секретного архива военного министерства папку, и после недолгих раздумий передал ее американцам. Последовавшая за этим сенсация захлестнула полосы практически всех газет мира. Вопреки официальной японской версии, утверждавшей, что генерала Чжан Цзолиня убили китайские "предатели" из армии Чан Кай Ши, которая была принята на протяжении почти 20 лет, ока залось, что решившего поменять политическую ориентацию ранее прояпонски настроенного главаря так называемой "Фынтянской клики милитаристов" убрали сами же японские спецслужбы во главе с опытным контрразведчиком Доихара Кендзи, опасаясь сближения относительно независимых маньчжурских провинций, возглавляемых генералом Чжан Цзолинем, с США…
Но дело не в этом. В свое время английский исследователь изучал этот вопрос довольно тщательно, и у него имелись сведения, что в замусоренном архиве японским чиновником была найдена не одна папка, а целых ДВЕ. Вскоре после передачи сенсационных документов американцам чиновника постигло трагическое несчастье — он попал под поезд на Токийском вокзале, когда ехал с работы домой. Учитывая тот факт, что у этого японца была прекрасная возможность ознакомиться с содержанием своей находки гораздо раньше американцев, а также слухи о второй папке с ДРУГИМ СЕКРЕТОМ военного ведомства Империи Восходящего Солнца, у Стеннингтона были все основания не верить в несчастный случай. Но проверить свою гипотезу ему не удавалось вплоть до того самого времени, как он занялся разгадкой тайны "мидуэйского чуда". Тайна второй папки из японского военного архива была напрямую связана с тайной второй книги упомянутого уже американского криптографа Говарда Бордли, так как незадолго перед смертью Бордли в числе прочего упомянул также и о ней. Достаточно вспомнить, что имя Бордли неоднократно упоминал и сам Юкио Мисима, правда, в несколько ином контексте.
В одной из бесед с советским корреспондентом Юрием Мачальниковым, проведенной в 1968 году, Мисима заявил, что погибший за 13 лет до этого Бордли — отъявленный лжец, и если в его книге "Американский Чёрный Кабинет" и присутствует хоть какая-то истина, то эта истина совершенно искажена, потому что американцу, как и любому другому представителю белой расы, абсолютно неведома природа настоящего самурайского духа, и потому, не в состоянии постигнуть психологию японского патриота, он способен (даже оперируя установленными фактами) вполне целенаправленно нагородить такой чепухи, которая сведет на нет всю ценность сделанных им в книге признаний. Истинный смысл утверждения "последнего самурая" тогда ускользнул от понимания советского журналиста, который, может быть, и читал первую книгу Говарда Бордли, но который наверняка не был знаком с некоторыми моментами деятельности британского шпиона — майора Фредерика Ратленда.
…Пока Стеннингтон находился в Германии, общаясь с Оттом, профессор Паккард провел поиск в некоторых американских архивах, недоступных журналисту, и совершил то, чего ни за что не удалось бы добиться англичанину с его иностранной визой. В пыльных кладовых одного далласского издательства, специализировавшегося на военной истории, и потому находившегося под негласной опекой американской контрразведки, профессор обнаружил копию неопубликованной по какой-то причине рукописи книги японского летчика, сподвижника (можно сказать) знакомого уже нам Минору Генды, с некоторыми планами и мыслями которого он был в достаточной степени знаком. Этого летчика звали Мицуо Итагаки, он был пилотом пикирующего бомбардировщика, участвовал в разгроме Пирл-Харбора в 41-м, в Мидуэйском сражении, воевал на Гуадалканале, был тяжело ранен в бою у острова Лейте, а после войны перебрался в США, поближе к своему брату, который к тому времени занимал довольно ответственный пост в концерне "Локхид" — он был секретарем-переводчиком в отделе заказов. В 1959 году, начитавшись, видимо, книжек про войну и разнообразных мемуаров всяких полководцев и просто героев войны, и ознакомившись благодаря им со всем спектром мнений и суждений совершенно разных личностей, этот человек, безусловно наделенный даром литератора, тоже решил подзаработать на модной теме, и написал свою собственную книгу, посвященную в основном пережитым им событиям. Впоследствии Стеннингтон узнал, что Мицуо Итагаки также пал жертвой "несчастного случая", но копия рукописи каким-то чудом сохранилась. Паккард, поговорив с кем надо, получил ее в свою собственность (еще одна загадка) и англичанин в итоге имел прекрасную возможность с ней ознакомиться.
В основных пунктах своего повествования Итагаки, конечно, опирался на версии и изречения японских полководцев и политиков, но то, что касалось его собственных (личных) наблюдений, представляло гораздо больший интерес. Впрочем, даже порядком избитые истины, рассмотренные под иным углом, могут существенно повлиять на мнение любого, не связанного традиционными представлениями исследователя.
"Внезапное нападение на Пирл-Харбор, — писал Итагаки, например, — было не "стратегической необходимостью", о чем японцы толковали и во время войны, и после нее, и даже не ВСПОМОГАТЕЛЬНОЙ ОПЕРАЦИЕЙ, создавшей якобы великолепные условия для успешного выполнения основного плана войны — продвижения и захватов на Юге… Налет на американскую базу был самым настоящим стратегическим слабоумием: во всей истории войны нет другой операции, которая оказалась бы столь фатальной для самого агрессора. Тактически — при ударе по Пирл-Харбору наши силы ошибочно сосредоточились на кораблях, а не на портовых сооружениях и нефтехранилищах. Стратегически же — этот удар был полнейшим идиотизмом. На высшем политическом уровне — катастрофой. Решение на эту операцию для человека с таким мощным интеллектом, как у адмирала Ямомото, представляется весьма странным, ибо оно отражало не только неверную, а просто катастрофическую стратегию… Учитывая стратегическую и особенно тактическую слабость американского флота в Пирл-Харборе (о чем адмирал — да и не только он — прекрасно знал) и длительный период времени, который потребовался бы для подхода его в филиппинские воды для отражения японской агрессии, совершенно непонятно, ПОЧЕМУ Ямомото считал необходимым уничтожить флот противника в самом начале войны. Не воспользовавшись шоком, замешательством, смятением на Оаху, не использовав полностью преимущества свирепого нападения на корабли адмирала Киммеля, не превратив в пыль б а з у Пирл-Харбор, не уничтожив громадные запасы топлива в нефтехранилищах, не разыскав, на худой конец, и не пустив на дно американские авианосцы, не высадив в конце концов на острова десант, Япония совершила первую и самую большую стратегическую ошибку во всей войне на Тихом океане, ведь это признал в конце 1942 года и сам Ямомото, заявив своим адмиралам на очередном совещании: "События показали, что отказ от нанесения второго удара по Пирл-Харбору или его оккупации был грубой ошибкой".
Побежденный в коротком и внезапном бою адмиралом Ямомото американский адмирал Хэсбанд Киммель оценил результаты японского удара аналогично. Объединенной комиссии Конгресса в 1946 году он доложил следующее:
"Если бы они (японцы) уничтожили тогда н е к о р а б л и, а только з а п а с ы н е ф т и, хранившиеся в наземных хранилищах, и потому абсолютно незащищенных с воздуха… это бы заставило наш флот немедленно отойти к тихоокеанскому побережью США, ибо на Гавайях не было бы больше нефти для обеспечения любых операций флота".
Мой бывший шеф Минору Генда, под руководством которого я прошел почти всю войну, в интервью журналистам в декабре 1952 года так и заявил:
"…Если бы меня послушали, мы бы ВТОРГЛИСЬ на Гавайи! После удара по Пирл-Харбору и другим стратегическим объектам на Оаху мы без большого труда овладели бы Гонолулу. Тем самым мы лишили бы американский флот самой лучшей и единственно пригодной для завоевания военного господства в регионе базы на Тихом океане. В результате мы перерезали бы жизненную артерию Австралии, и этот континент упал бы к нам в руки как перезревшая слива!"