…Теперь припомним себе все обстоятельства гибели адмирала Ямомото, случившейся 18 апреля 1943 года в небе вблизи экватора. В тот день самолет, на котором Ямомото отправился в инспекционный полет по ряду военно-морских баз на Соломоновых островах, был сбит американскими истребителями дальнего радиуса действия над Бугенвиллем, островом в Коралловом море. Контр-адмирал Угаки, чудом спасшийся из взорвавшегося самолета, вывалившись при падении из него в воду на малой высоте, позднее рассказывал, что перед роковым вылетом Ямомото предупредили, что американцы каким-то образом узнали про предстоящий вояж адмирала, и работники штаба советовали ему изменить курс или даже время вылета, и в любом случае усилить эскорт бомбардировщика, состоявшего ВСЕГО из шести (!) истребителей "зеро". Командир авиабазы в Шортленде, куда направлялся адмирал, резонно предлагал выслать навстречу адмиральскому самолету полторы сотни истребителей — половину того, что имелось в его распоряжении! Однако Ямомото категорически запретил ему это делать, сославшись на нехватку топлива для проведения куда более важных операций, нежели защита одной важной персоны. Он также не захотел прислушаться и к остальным советам работников своего штаба, которые, помимо всего прочего, уговаривали его снять демаскирующую белую адмиральскую форму и переодеться в хаки. "Садясь в самолет, — вспоминает Угаки, — Ямомото попрощался с адмиралом Кога… Причем именно ПОПРОЩАЛСЯ, и отдал честь как равному с таким видом, будто наперед знал, что скоро тот сам станет командующим Объединенным флотом вместо него!"
Странное поведение для военачальника, никогда не пропускавшего мимо сведения НИ ОДНОГО совета, исходившего от окружающих его офицеров и даже матросов! И уж тем более уравнивать себя с подчиненным при "массовом скоплении народа"!.. Угаки это тоже подметил, как и многое другое. Дальше из-под его пера выходят такие строки.
"В последний момент адмирал разделил свою свиту на две части. Хотя в Рабауле находились более совершенные и комфортабельные летающие лодки "каваниси", почти неуязвимые для огня вражеских истребителей любого типа, Ямомото выбрал два базовых бомбардировщика "хамаки" ("зажигалка") мало предназначенных не только для боевых действий, но и для любых транспортных перевозок вообще, тем более над океаном. Они были маловместимы, неповоротливы, и что важнее всего — из-за очень слабой броневой защиты бензобаков они взрывались от первого же попадания в них американских крупнокалиберных пуль… В первом самолете летел я, затем начальник штаба, начальники медицинской и финансовой служб, а также бессменный ординарец адмирала лейтенант Хамада. Во втором летел сам адмирал и несколько штабных бюрократов, которых Ямомото терпеть не мог. К тому же я знал, что пилотом адмиральского самолета был новичок, налетавший над морем всего что-то около двухсот или трехсот часов — это было непостижимо, но адмирал приказал вести "хамаки" именно ему, и никто не смог его переубедить в этом. Нам же достался лучший пилот, привезенный адмиралом из Давао, и который участвовал почти во всех операциях морской авиации еще с самого начала войны в Китае. Именно благодаря его умению спаслись я и еще несколько офицеров из нашего самолета, а также он сам, несмотря на то, что смертоносный огонь американских истребителей разорвал наш самолет буквально в куски…"
Так вот где, оказывается, была собака зарыта! Значит, адмирал Ямомото, как пишется в душещипательных романах, "сам смерти своей искал"! Он даже позаботился о том, чтобы забрать с собой на тот свет "штабных бюрократов", которых "терпеть не мог", предоставляя остальной своей свите, опекаемой опытным пилотом, немалый шанс спастись при неминуемом нападении американских истребителей! Но самое интересное, в конечном итоге, заключалось в том, что вместе с Ямомото согласно разработанному в штабе плану в эту инспекционную поездку должен был отправиться также его заместитель — адмирал Кога. Однако в последний момент в сопровождении ему было отказано.
Следует напомнить, что адмирал Кога являлся ближайшим соратником и единомышленником Ямомото, вместе с ним неоднократно бывал в Америке перед войной, и хоть он был "отчаянным рубакой", но с самого начала также, как и Ямомото, был против вооруженного столкновения с западными державами. После гибели Ямомото его назначили главнокомандующим флотом, и с первого же дня своего пребывания на новом посту Кога круто начал менять всю политику японского императорского флота в войне…
Для начала новый главнокомандующий разработал и издал приказ о переходе японского флота от стратегического наступления к стратегической обороне. За неполный год "царствования" этого человека на флоте в операционной обстановке произошли довольно значительные и несвойственные до сих пор японской военной политике изменения. Кога перебазировал свой штаб из Рабаула в Давао на Филиппинах, то есть в глубокий тыл, а наиболее крупные и значительные корабли упрятал на внутренние базы в Сингапуре и на Формозе (Тайвань). Из списка значительно важных для империи территорий были исключены архипелаг Бисмарка, острова Гилберта и Маршалловы. Было решено начать выводить войска из Новой Гвинеи и эвакуировать гарнизоны с Соломоновых и Восточных Каролинских островов. Военно-морская база Трук потеряла свое передовое значение, так как все авианосцы из нее по приказу Кога были переведены в метрополию. Этими перестановками, по большому счету, и объясняются столь быстрые и легкие успехи Нимитца по захвату Кваджелейна, Таравы, Трука и других опорных пунктов японской армии. Флот же не принимал НИКАКОГО участия в обороне этих островов. Тем не менее он был силен как никогда. Два мощнейших японских линкора-близнеца "Ямато" и "Мусаси", укрытые в глубоком тылу, при умелом их использовании смогли бы сорвать все попытки американского флота, хоть и значительно усиленного новыми пополнениями, к наступлению. Новейшие японские авианосцы были укомплектованы самыми современными типами самолетов, да и опытных пилотов у японцев, вопреки распространившейся после войны версии, было еще порядочное количество. Однако японские силы отступали вглубь своей обороны практически без всякого нажима со стороны американцев. Вот это и было необъяснимо.
…Когда в начале 1944 года Кога погиб (его самолет попал в бурю и упал в море возле Филиппин), и на освободившееся место заступил другой "кореш" покойного Ямомото — адмирал Тойода, то странности, начатые при его предшественнике, только усилились. Если Кога просто сдавал позиции, избегая сражений, то Тойода решил стимулировать американцев на решительные действия более экзотическими методами. Яркий пример оригинальной стратегии Тойоды — совершенно бессмысленное на первый вгляд для японцев сражение в заливе Лейте, самое крупное морское побоище со времен Ютландской битвы.
…В октябре 1944 года американский флот после многомесячного зондирования обстановки осмелился наконец приблизиться к Филиппинам, и Тойода разработал великолепный план, способный не только сорвать намечающийся десант, но и уничтожить все принимавшие участие во вторжении американские корабли. В то время, как Северная группа японского флота, включавшая в себя все авианосцы, отвлекала на себя главные силы Нимитца, Центральная группа под командованием адмирала Куриты, насчитывавшая 15 (пятнадцать!) линкоров и тяжелых крейсеров, прокралась мелководным проливом Сан-Бернардино во внутреннее филиппинское море Сибуян, и неожиданно для всех объявилась в месте высадки ничего не подозревающего американского десанта. Флот Хэллси, клюнув на приманку, находился далеко на севере, эскадра адмирала Ольдендорфа, отражая нападение Южной японской группы кораблей в заливе Суригао, тоже не могла прийти на помощь своим кораблям. Флагманский "Ямато" вплотную подошел к американским транспортам, сделал несколько залпов из своих убийственно огромных орудий главного калибра, похожих скорее на пристрелочные, и… немедленно ретировался, увлекая за собой изготовившуюся к предстоящему бою (или скорее — избиению) остальную эскадру!
Линкор "Мусаси", погибший от ударов американской палубной авиации во время сражения в заливе Лейте
Адмирал Курита, посчитав свою миссию, вопреки здравому смыслу, выполненной (!), повернул свои корабли назад. Эскадра, словно спасаясь бегством от несуществующего преследователя, В ПОЛНОЙ ТЕМНОТЕ и НА ПОЛНОЙ СКОРОСТИ форсировала опасный и изобилующий коварными отмелями и рифами пролив (это к легендам о неумелости японских моряков) в обратном направлении, после чего, как ни в чем не бывало, удалилась на свою базу в Сингапуре. Но две другие отвлекающие группы, внезапно лишенные поддержки — и Северная, и Южная — были полностью разгромлены американцами. Японцы за "здорово живешь" потеряли все свои авианосцы и половину линкоров, включая и теоретически неуязвимый гигант "Мусаси" — собрат-близнец предательски ускользнувшего "Ямато". Тем и закончилось "знаменитое" сражение, даже, по существу, для японцев не начавшись, и никто, кроме самого Куриты, так и не смог объяснить странное поведение последнего. Курита же после войны твердил что-то невнятное про какие-то инструкции, полученные им накануне операции от главнокомандующего, больше из него ни следователям, ни журналистам вытянуть ничего не удалось. Тойода не дожил до конца войны, и потому вопрос о несостоявшейся победе японского флота в Филиппинском море остался открытым, и как казалось, на веки вечные…
И только спустя более чем полвека после "феномена Лейте" в руки Дэвиса Стеннингтона попали кое-какие сведения, заставившие его взглянуть по новому не только на странное поведение адмирала Куриты во время "знаменитого" сражения, но и на многие другие вещи, истинное предназначение которых считалось совершенно определённым и не подлежащим никакому сомнению.
Несколько месяцев спустя после американского "турне", во время которого Стеннингтон познакомился с Боном Ричардсом и услышал его рассказ, ему довелось побывать в Германии в гостях у известного немецкого историка Гейнца Отта. Гейнц Отт — внук того самого генерал-майора Ейгена Отта, военного атташе Гитлера в Токио накануне Тихоокеанской войны в 41-м, которого так ловко использовал в своих целях сталинский разведчик Рихард Зорге. С Оттом Стеннингтона познакомил его друг и коллега профессор Вольфганг, хотя тот и сам давным-давно искал достойного повода для встречи с английским писателем. Гейнц Отт тогда не знал еще, что Стеннингтона интересуют загадки, связанные с японскими адмиралами, но англичанин, собираясь на встречу с этим человеком, был решительно настроен на то, чтобы вовлечь его в круг своих нынешних интересов.
Конечно, Отт, как и его дед, не слыл сильным японистом, но, по слухам, в его личном архиве хранилось немало интересных документов, касающихся проблем внешней и внутренней политики Империи Восходящего Солнца в разные периоды ее очень богатой истории. Стеннингтон наверняка был уверен в том, что среди бумаг этой коллекции имеются весьма интересные и даже сенсационные экземпляры. Кому как не ему знать, что у настоящего ученого всегда припасено что-то на самый черный день, иначе это уже не ученый, а простой коллекционер. Перу Отта принадлежали две весьма интересные книги, содержание которых было связано с разоблачением закулисных махинаций бывших южнокорейских президентов-диктаторов Ли Сын Мана и Пак Чжон Хи. Материал для этих книг он собирал более двадцати лет, и когда они наконец были изданы (одна в 1986-м, а другая в 1987-м году), то произвели эффект разорвавшейся бомбы. В результате исследовательских "стараний" Отта в Южной Корее произошел очередной переворот, и преемник династии высокопоставленных мошенников, очередной президент Кореи Чон Ду Хван, просидевший на "царском троне" без малого восемь лет, подвергся судебному разбирательству и загремел в тюрьму для уголовных преступников почти на такой же срок.
Встретившись с Гейнцем Оттом и прозондировав почву вокруг его истинных интересов и настроений, Стеннингтон посвятил его в свои собственные "японские" проблемы, и тот с готовностью согласился ему помочь. Оказывается, Отт давно уже собирал материал для книги, посвященной современным японским милитаристам, упорно стремящимся возродить былой самурайский дух нации, или в простонародье — "гумбацу". Эти самые "гумбацу" намерены во что бы то ни стало отменить знаменитую Девятую статью японской конституции, которая на вечные времена запрещает Японии иметь свои сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы, если они не направлены на защиту страны от внешних врагов, а также участвовать в каких бы то ни было военных действиях за пределами своей территории. Однако, как выяснилось, правящие круги страны уже давным-давно нарушают собственную конституцию, заявляя, что она была навязана им американцами в лице генерала Макартура, возглавлявшего оккупационную администрацию Японии в первые послевоенные годы. И, к слову сказать, "гумбацу" добились в этом направлении определенных успехов. С молчаливого благословения тех же США японцы умудрились создать довольно внушительную армию. Если в первые годы своего существования она носила невинное название "национальных полицейских сил" и насчитывала всего 25 тысяч человек, то теперь так называемые "японские силы самообороны" превратились в одну из самых сильных армий в Азии.
Отт показал Стеннингтону некоторые документы, которые он добыл в свое время, используя свои собственные каналы, и приведенные в этих документах данные англичанина несказанно удивили, так как они весьма отличались от официально обнародованных. Численность японских "сил самообороны" уже давно перевалила за полмиллиона человек — это было значительно больше, чем имела та же Великобритания в метрополии и в колониях в самый разгар "холодной войны". Японские армии и флоты имеют в своем составе только по заниженным данным 19 дивизий, 5900 самолетов, 3 тысячи танков и 35 тысяч артиллерийских орудий и пусковых ракетных установок, а также свыше двухсот боевых кораблей рангом не ниже корвета, причем военные расходы Японии удваиваются каждые пять лет. Так, если программа вооружений на 1989–1994 годы составляла 8350 миллиардов йен, то расходы по следующему пятилетнему плану "усиления обороны" превысили все, что было когда-то затрачено на ремилитаризацию Японии почти на 20000 миллиардов йен! Окончание "холодной войны" не застало оборонных агитаторов врасплох и нисколько не сказалось на темпах вооружения японской армии, даже наоборот — "гумбацу" всерьез заговорили о новой, "исламской" угрозе, и призывали своих американских союзников помочь им скинуть наконец-то со страны "бремя" ими же когда-то навязанной, но давно осточертевшей обоим сторонам Девятой статьи конституции…
Но дело в конце концов не в этом, или не совсем в этом. Отт обратил внимание англичанина на некоторые события, связанные с наращиванием вооружений и произошедшие в Японии за 25 лет до их разговора — в ноябре 1970 года. 13 ноября того года в Токио была совершена попытка государственного переворота по сценарию тех, что периодически происходили в Японии в 30-х годах после нападения японской армии на раздираемый внутренними противоречиями Китай. Лидер путчистов, некий Юкио Мисима, был известен в Японии и за ее пределами как писатель, режиссер и актер в собственных фильмах. Но еще большую известность он получил как создатель и бессменный предводитель небезызвестного "Общества Щита" — самурайской военной организации, призванной, по словам самого Мисимы, "возродить в развращённой экономическим расцветом Японии национальный дух, истинный дух БУСИДО…"
Как известно, "БУСИДО" — это так называемый самурайский кодекс чести, согласно которому каждый уважающий себя японец должен взять в руки меч (или пулемёт) и косить налево и направо всех, кого ему прикажет начальство, не задумываясь о неприятных последствиях. Если же неприятных последствий не избежать, то смельчак обязан покончить жизнь самоубийством посредством харакири или какого-то другого по экзотически впечатляющего способа — в таком случае считается, что он сполна отдал долг своей родине и своим предкам, и на небесах его ожидает вечное процветание, что-то вроде Валгаллы у древних викингов, или попросту он попадает в Рай. Итак, этот самый писатель-самурай Мисима 13 ноября 1970 года вдруг решил, что "развращенный" японский народ уже давно ГОТОВ наложить на себя бремя разорительной гонки вооружений и провозгласил собственную персону не более не менее — предводителем нации. Для этого он воспользовался официальным (!) правом посещать штаб Восточного военного округа Войск Самообороны в Токио членами своей организации с оружием в руках (не с мечами и прочими бутафорскими палками, а пулеметами и автоматами!), захватил в заложники начальника этого штаба генерала Кэнри Маситу (своего, кстати, закадычного дружка). Нескольких офицеров штаба, попытавшихся помешать неожиданному вторжению, молодчики "Общества Щита" изрубили в капусту ритуальными саблями, после чего Мисимой было решено произнести речь перед солдатами гарнизона, склонить их на сторону мятежников, затем осадить расположенный неподалеку Парламент и под дулами автоматов заста вить депутатов в экстренном порядке проголосовать за пересмотр конституции.
"Конституция — наш враг! — орет экзальтированный Мисима собравшимся на плацу солдатам и офицерам с гранитного парапета балкона кабинета начальника штаба, — и нет более почетного долга, чем ИЗМЕНИТЬ эту конституцию, что б она не мешала нам создать мощную армию, единственно достойную Великой Японии!"
Однако желающих совершить вместе с Мисимой переворот среди солдат и офицеров не находится никого. Тогда Мисима делает себе харакири прямо в кабинете Маситы, и его примеру следует всё руководство "Общества"…
"ПОСТУПОК ПСИХИЧЕСКИ НЕНОРМАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА!"
"СПЕКТАКЛЬ, РАЗЫГРАННЫЙ СУМАСШЕДШИМ!"
Именно так оценили японские газеты событие, которое произошло в штабе Восточного военного округа Войск Самообороны 13 ноября 1970 года. Политики и военные пошли еще дальше — они обозвали "великого патриота" Мисиму" "японским Мопассаном", а его организацию — "частной армией, напоминающей труппу женского варьете Такарадзука", словно совсем недавно не прочили этого человека в лауреаты Нобелевской премии и не ратовали за присуждение ему высших наград за успехи в области международной кинематографии… "Подвиг" "последнего самурая" в Японии был благополучно забыт, этому "инциденту" в японской истории отводилось место незначительного эпизода, вызванного "издержками демократизации японского общества", "рецидивами мелкошовинистических настроений", и т. д. и т. п. Однако, изучая этот момент, Гейнц Отт наткнулся на некоторые события в прошлом Мисимы, на которые прежде всего мало кто обращал внимание.