Впереди, между могучих стволов, показалась знакомая заводь, где меньше недели назад, нас схватили гоблины. Останавливаться здесь не хочется, о чём я и заявил спутникам:
— Я нье йустьял, — невозмутимо отозвался гоблин, в который раз поднимая к лицу кисть, чтобы полюбоваться перстнем на большом пальце.
— Ой, совсем не хочу! — живо отозвалась лунарка.
— Ну, теперь-то мы защищены, — произнёс я, окидывая взглядом девушку в доспехах.
— Спасибо, Ворк. Мне тяжелее идти, но чувствую себя под защитой. Ты не боишься, что стану спать в броне рядом с тобой? — хихикнула она.
— Эх, тебе бы всё шутки шутить, — буркнул я, смущаясь.
— А тебе, герой? — охотно переключилась она, вновь делая акцент на последнее слово.
Заводь осталась за спиной, и мы углубились дальше в лес.
— Грустно немного.
— Ой, а мне так хорошо и весело, — пропела последние слова лунарка. — Но я понимаю тебя — привязался к гоблинам и грустно уходить из лагеря, да? — участливо спросила она, заглядывая в глаза.
Я отвёл взгляд, ибо признаваться в какой-то симпатии к гоблинам не хочется.
— Ну, не знаю даже, — только и удалось сказать. Попробовал сменить тему: — С другой стороны, меня очень успокаивает наличие лат. Мы ведь даже Жабоеду их нашли.
Дружно оглядели Атакауна в стёганной рубахе и штанах. Смотрится непривычно и комично. Отсмеявшись первое время, теперь поглядываю спокойно. Нутром владеет уверенность за безопасность отряда, особенно после болот.
— Ты посмотри какой лес красивый, Ворк! — обратилась Анна. — Листва такая зелёная, а как прекрасны небо и грозовые тучи… А эти птичьи песни… не то, что на болотах. Как же хорошо!..
Я глянул на её счастливое и беззаботное лицо, огранённое линией шлема. В груди стало тепло и всё же говорю:
— Ты как бабочка-однодневка.
— Хи-хи, с тобой такой можно быть. Ты надёжный, — бесхитростно заявила она, вгоняя в краску.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — передразнила она мой буркающий тон.
Атакаун, вновь полюбовавшись перстнем, говорит:
— У ньяас ньебольшьяя пьёбрлемья.
— Говори, — отозвался я.