— Фухх, — выдохнул Рейн, — ну и слава Богам! Девочки, мне бежать пора, матушка сегодня вечером прием затеяла, так что увидимся завтра, хорошо?
Мы кивнули, улыбнувшись. Рейн сощурил глаза, чмокнул нас в щечки и убежал. Сигни вздохнула и сказала:
— Пойду-ка я в комнату, устала. Видно, из-за переживаний!
Я кивнула. Сигни ушла, а я продолжала сидеть на скамейке, вдруг почувствовав, что еще ничего не кончилось, и была права: меня словно обожгло болью, тоской, безнадежностью… Пришла в себя я уже на подходе к «нашему» месту, завидев Лана. Он сидел сгорбившись, опустив голову на скрещенные руки, вся его фигура являла собой воплощение тоски и горечи.
Я слегка кашлянула, Лан распрямился словно пружина, возвращая себе невозмутимый вид, но встретился со мной взглядом и обмяк.
— Лин, здравствуй! Что ты здесь делаешь? — голос любезный, но я хорошо чувствовала все то, что стояло за этой любезностью и мнимым спокойствием.
— Просто хочу с тобой посидеть, можно? — спросила я.
Он как-то странно посмотрел на меня, словно неверяще:
— Если хочешь — конечно!
Я села рядом, помолчала немного, потом начала тихо:
— Лан, я понимаю, ты расстроен, но все-таки надеюсь, что ты поймешь и примешь произошедшее…
Его взгляд вдруг изменился, в нем появилось что-то странное… надежда? Лан покачал головой, а затем тихо спросил:
— Значит, тебе не все равно? Тебе не безразличны мои чувства, мысли? Почему? Из-за Рейна? Потому что он твой друг?
— Знаешь, я вообще-то надеялась, что и ты считаешь меня своим другом, — в замешательстве проговорила я, — это ведь нормально, что друзья хотят уберечь тебя от боли… А я чувствую, что тебе плохо, прости… Если хочешь, я уйду…
Он вдруг улыбнулся, растерянно, как-то по-детски:
— Нет, что ты! Останься, прошу!
Провел рукой по волосам, вздохнул судорожно и прямо посмотрел на меня:
— Лин, скажи, что ты обо мне знаешь?
Я развела руками:
— Мало что, ты не рассказывал…
— Я никому всего не рассказывал, — прервал он, — даже Рейну, но тебе… Не знаю почему, но я чувствую, что должен это сделать…
Его голос был тих и как-то безжизнен, только изредка в нем прорывалась боль: