- Я вижу, - раздраженно буркнул Зулин. - Я вижу, что Иефа притащила на своем горбу привидение возрастом в четыреста лет - вот и все изменения. Но тут нечему удивляться - она постоянно тащит в лагерь всякую гадость: хорьков, орков, совомедведей... Когда вы перестанете носиться с ней, как дурень с писаной торбой, и сдувать с нее пылинки, вы обнаружите все ту же неуравновешенную, недисциплинированную, неуправляемую девчонку, которой палец в рот не клади. Откровенно говоря, призраку Элены де Виль я могу только посочувствовать. Связаться с Иефой - это вам не фамильяра рябчиками кормить.
- Зулин, скажи, в тебе напрочь отсутствует чувство вины? Ты же убил ее - не просто ударил мечом или пустил стрелу - ты послал в нее грозовую сеть, а это страшная, мучительная смерть. Неужели ты ни разу не жалел об этом? Нет, подожди, послушай - ты не помнишь, но там, в дварфском схроне, ты пытался убить себя и говорил, что отнятие жизни есть зло, а зло должно быть наказано.
- Почему ты решил, что я не помню? - маг внимательно посмотрел на проводника и как-то незнакомо усмехнулся. - Потому что я не впал в уныние и не стал рыдать над нашим вновь обретенным бардом в припадке раскаяния?
- Ну... - Ааронн растерянно развел руками. - Просто ты...
- Да пойми ты, друг мой Ааронн, эти разговоры про то, что мы все теперь будем другими - чушь собачья. Никто из нас не изменился. Ни Иефа, ни я, ни ты, ни Стив. Да, каким-то образом я оказался в разладе сам с собой. Может, место на меня так повлияло, а может, я просто устал. Но я не изменился, Ааронн. Зло действительно должно быть наказано. Теперь мне нужно уточнить для себя, что такое есть зло - только и всего. Я еще с этим не разобрался, но разберусь обязательно. Я послал в Иефу грозовую сеть - видимо, я был неправ. Ты пустил в нее стрелу. Видимо, ты тоже был неправ. Но мы это понимаем сегодня. Сейчас. Если она начнет безумствовать в ближайшие пять минут, я не стану снова ее сжигать. Я учел свою ошибку. Но самобичеваться-то зачем?
- Обычно это называют муками совести.
- Ну, видимо, я бессовестный, - огрызнулся Зулин и замолчал.
"Зачем ты соврал ему? - удивленно протелепал Зверь. - Ты ведь действительно ничего не помнишь. Я рассказал тебе - да, но это мои воспоминания. Ты - не помнишь".
"И что дальше?! - мысленно взбеленился маг. - Соврал и соврал. Хватит с нас одной сумасшедшей!"
"Ты испугался".
"Еще раз спрашиваю - что дальше?!"
"Ничего, - Зверь презрительно подергал усами. - Ровным счетом ничего".
- Зулин! - Ааронн вскочил на ноги, завертел головой, прислушиваясь. - Зулин, ты слышишь?
- Что? - очнулся от мысленного диалога маг. - Что я должен услышать?
- Тихо! Неужели не слышишь? Иефа кричит.
***
Где это? Где?
Отчаянный птичий крик полукровки гулял между черными стволами деревьев и доносился со всех сторон сразу. Норах бежал, давно бросив разбирать путаный след, каким-то десятым чутьем угадывая верное направление, бежал, подныривая под низко нависшие ветки, пружинисто перепрыгивая выворотни и путаницу валежника. Где-то за спиной, все больше и больше отставая, пыхтел и матерился неугомонный дварф, но ждать его Норах не собирался.
И ведь это была на самом деле большая глупость - велеть ей идти в лес. И вовсе не потому, что Иефа вздорная дура, которая все делает наоборот. Что бы там ни говорили ее замечательные спутники, Норах знал, что та Иефа, которая тащила его, полумертвого, через чащу, та Иефа, которая серой тенью шагала на Зов, та Иефа, которая все порывалась простить ему долг и искренне удивлялась, когда он сопротивлялся, - та Иефа не стала бы упрямничать так по-идиотски. Она просто поняла что-то важное, о чем не подумали все остальные, что-то, что, кажется, теперь начал понимать Норах.
Это был отвлекающий маневр, верно? - сам себя спрашивал орк, и сам себе отвечал: да, верно. Это был отвлекающий маневр, настолько топорный, что разве слепой не заметил бы. А значит, она не могла не пойти. Значит, сейчас она кричит там, в лесу, потому что поняла что-то раньше, и, вполне возможно, уже поздно спешить на помощь, поздно...
Крик усилился, обрел четкое направление, Норах поднажал и стрелой вылетел из-под деревьев на широкую прогалину. Иефа неподвижно стояла, раскинув руки в жесте бесконечной покорности, запрокинув голову, закрыв глаза, и кричала. Норах резко затормозил, взрыхлив подошвами прелые листья и землю. Иефа менялась. Вспыхивала оранжевым светом, вытягивалась, волосы взметались черной бурей, руки, такие тонкие в обтрепанных рукавах чужой рубахи, покрывались черной запекшейся коркой, оплывали черты лица, а потом снова пшеничные пряди и знакомые упрямые скулы, и опять, и опять.
На прогалину выбежал Стив, наткнулся на орка, дернулся вперед, но Норах его остановил.