Дальний уголок — звучало слишком преувеличенно: до него было метра четыре, а то и меньше. Вообще, весь садик состоял из двух яблонь, двух вишен, одной груши-дички и зарослей дикой малины, вместо забора. Да и само слово «дача» подходило помещению Валяйко так же, как, скажем, слово «богатырь» подходило бы худющему и костлявому Олегу.
Дача представляла собой фанерную хибару размером три на три метра и высотою примерно метра два.
Кровлей ей служила покрытая мхом дранка. Сооружение имела маленькую дверцу, в которую даже Лизке, заходя, приходилось наклонять голову, да два окошечка, такие маленькие, что если бы Олег захотел сквозь одно выставить голову, то не имел бы никакой гарантии, что сможет втянуть её назад.
Да, честно говоря, — какая разница: или хибара с двумя раскладушками служит тебе дачей, или каменный дом. Главное — место, а лучше Круглика, по единодушному мнению жителей ближайшего города, — не найти. Во-первых, недалеко ехать, а во-вторых, лес и озеро, в-третьих, вволю свежего ветра.
Одним словом, не Круглик — рай земной!..
Олег ловко залез на вишню, и уже тут, на самой верхушке гибкого дерева, почувствовал, что день без родителей начался.
Он быстро и ловко оборвал оба дерева, складывая переспелые вишни в пакетик из-под молока, закрепленного на поясе, спустился вниз и решил наконец разбудить сестру — порадовать гостинцем. Но сразу вспомнил, что мама просила на завтрак взять у соседки, Изольды Сократовны, яйца, за которые уже было заплачено вперед.
Ох, уж эти яйца!
Мама где-то вычитала, что их надо употреблять каждый день — свежими и сырыми, и с тех пор заставляла Олега и Лизу глотать утром по одному. При этом она следила, чтобы дети не просто глотали яйца, как индюки, а выпивали их не спеша, медленно, сквозь маленькую дырочку в скорлупе. Еще и напевала им какую-то якобы древнеанглийскую пословицу.
Эта пословица в папином переводе звучало приблизительно так: Кто начинает день с яйца — здоровым будет до конца! Олегу не очень нравилось слово «конец» — оно словно намекало на смерть, — но он молчал. Ведь какая разница, от чего помрешь: от ежедневного употребления сырых яиц или от инфаркта. С его точки зрения, смерть от инфаркта даже лучше — она, по крайней мере, ничего не стоит. А за каждое свежее сырое яйцо Изольда Сократовна, бывшая владелица их дачи, а теперь соседка, лупила по три магазинных цены.
Олег подошел к зарослям дикой малины, которая отделяла их дачу от немалого дома соседки, и позвал:
— Изольда Сократовна! Это я, Олег, — за яйцами!
Курятник, который напоминал собачью будку и ютился у порога соседкиного дома, сразу же открылся, и из него проворно выбралась дамочка лет пятидесяти в клетчатом платке и плюшевом черном жакете. Она держала в руке два яичка.
Плотно прикрыв за собой дверцу курятника, она улыбнулась мальчику:
— Вот, деточка! Свеженькие, еще тепленькие — только что из-под курочки. — И протянула Олегу яички, размером скорее голубиные, чем куриные.
«Интересно было бы хоть раз взглянуть на её кур!» — подумал Олег.
Соседка почему-то никогда не выпускала их из курятника. Иногда из него долетало слабенькое квохтанье, но какие на вид эти удивительные, можно сказать — карликовые, куры, до сих пор никто не видел.
Наверно, это и правда была какая-то редкая мексиканская порода, как уверяла Изольда Сократовна своих покупателей, ведь яйца соседкиных кур покупало чуть ли не всё дачное население Круглика. А разве обыкновенная курица может снести за день несколько десяткой яиц? Да никогда в жизни!..
Олег вежливо поблагодарил соседку и поспешил домой, откуда уже слышалось пение Лизки. Сестра проснулась сама и, наверно, прихорашивалась перед зеркалом, которое папа по просьбе мамы наконец-то повесил вчера на входной двери.
— Привет, школьница! — улыбнулся сестричке Олег.
Что не говорите, а он очень любил Лизку. Маленькая, белокурая, с большими янтарными глазами, она была очень симпатичная.
Брат шутя дернул её за забавную косичку и поторопил: