У нас есть непосредственный свидетель, некий Алом Кашмаре, секретарь суда, трудившийся как раз в Гран-Шатле. До нас дошел его труд «Уголовный регистр крепости Шатле»
(Registre criminel du Chatelet de Paris) за 1389–1392 годы — свод, описывающий 107 образцово-показательных судебных процессов, на которых приговор был вынесен 124 обвиняемым.
В России сей уникальный документ мало известен (из современных русских медиевистов к нему постоянно обращается в основном исследовательница Ольга Тогоева), хотя полный перевод представлял бы огромный интерес.
Создавался «Регистр», вероятнее всего, как пособие по «судебной культуре» — охват тематики в тексте невероятный. Уголовные преступления, проституция, государственные и сексуальные преступления, есть один подробный процесс о колдовстве (рассматривал светский суд, а не инквизиция), оскорбления чести. В довесок имеются протоколы, письма об апелляции, речи обвиняемых в суде, жалобы-кляузы и прочее, и прочее.
После изучения материалов «Регистра» делается, казалось бы, парадоксальный вывод: Высокое Средневековье как таковое по уровню само собой разумеющегося зверства в сфере наказаний вообще и смертной казни в частности далеко отстает от «прогрессивного» Возрождения и Нового времени.
В «Регистр» включены материалы процессов, некоторые из которых заканчивались для обвиняемого высшей мерой. Поскольку суд гражданский, а не инквизиционный, речи о сожжении не идет. И что же мы видим? Ни одной казни «с особой жестокостью» — чтобы обвиняемого разорвали лошадьми или четвертовали, надо было натворить что-то совершенно невообразимое, прежде всего оскорбляющее королевскую власть или Святую Церковь: пример общеизвестен, Уильям Уоллес (1305), а до этого четвертование в Англии применялось и вовсе один раз — в 1283-м так отправили на тот свет Давида, государя Уэльского, оспаривавшего права Лондона на Уэльс. Во Франции в это время столь жестокой казни подверглись только братья д'Онэ, о которых мы уже неоднократно упоминали, но их преступление (прелюбодеяние с дамами королевской крови) вполне проходило по ведомству оскорбления величества.
«Регистр» упоминает исключительно о повешении (для простолюдинов) или отсечении головы (для благородных), и то смертная казнь применялась сравнительно редко — из 124 обвиняемых по «Регистру» на эшафот отправились всего-навсего 9 осужденных, в основном за измену и заговоры. Отдельно заметим, что пятьдесят лет спустя подозреваемого в серийных убийствах, педофилии и колдовстве маршала Франции Жиля де Ре всего лишь прилюдно задушили гарротой, тело даже не сожгли, как предписывал приговор, а стащили с костра и передали родственникам. Преступная мягкотелость или обычная судебная практика?
Вспоминается один любопытный эпизод: в 1470 году английский королевский суд приговорил к смерти Джона Типтофта, графа Вустерского за то, что после мятежа в Линкольншире он начал сажать бунтовщиков на кол по образцу Византии или Трансильвании. Графу Вустеру за поступки, «противные законам королевства», вполне цивилизованно отрубили голову.
Но вот подступает Ренессанс, а с ним и Реформация. Тут-то и началось самое неприятное — XVII век, протестантская Швеция, массовые посажения на кол мятежников в Скании (датские провинции, не Азия какая и не Иван Грозный — причем шведы инновационно втыкали кол между позвоночником и кожей жертвы). До XVIII века кол вовсю применяется в Речи Посполитой (только Екатерина II запретила после очередного раздела Польши). Массово распространяются колесование и четвертование — вспомним судьбу Равальяка, Робера Дамьена и Жана Клемана (последнего разорвали лошадьми уже мертвым, 1589 год). В XVI веке появляется «железная дева», и тогда же, при Тюдорах, англичане изобретают килевание. О массовой эпидемии невиданного в Средневековье зверства времен Тридцатилетней войны мы вообще умолчим.
Заканчивается вакханалия насилия только с Французской революцией и изобретением промышленного вида казни — гильотины. По-буржуазному экономно и рационально. А первый расстрел как официальный вид казни состоялся в Англии в 1647 при Кромвеле. Средние века в плане пенитенциарной жестокости остаются вполне благополучной эпохой на фоне всего последующего: прецеденты имеются, но массового характера не носят. Скорее исключение — за проступки, из ряда вон выходящие.
Казнь Робеспьера. Фр. революция.
Однако данные «Регистра» вовсе не исключают применение судебного насилия в Гран-Шатле. Собственно, к жестокому обращению с индивидуумом в рамках закона отношение в XIV веке было весьма философское, в том числе и со стороны обвиняемых, к которым применялась третья степень устрашения — а применялась таковая часто, но исключительно с санкции суда: каждый отдельный сеанс пытки должен быть утвержден и обоснован юридически.
Открываем «Регистр» и выбираем наугад несколько эпизодов. Вор на доверии — четыре раза отправлен в подвал к палачу, не признался. Ведьма с пособницей — два раза, одна призналась, другую так вообще оправдали, не доказав «maleficia», вредоносного магического воздействия. Громче всех вопил один дворянин, утерявший (а как выяснилось на следствии — продавший задорого) секретные письма архиепископа. Его, благородного, послали на дыбу — ужас какой!
Имело место совсем иное отношение к смерти — восприятие таковой как естественного момента жизни, с учетом перехода в состояние бестелесной души. Если казни не боялись, то о душе заботились — следовало непременно исповедаться и получить отпущение, если к обвиняемому не допускают священника — публичная исповедь палачу на эшафоте.
Мы наблюдаем абсолютно другой стиль мышления и поведенческие схемы, нам кажущиеся немыслимыми. Другая вселенная.
Любопытны расценки на пребывание в центральной городской тюрьме Парижа. Отсидка была платной: обвиняемый должен был заплатить определенную сумму, согласно своему социальному статусу: граф — 10 ливров (за такую огромную сумму обеспечивался максимальный комфорт), шевалье — 20 парижских су, экюйе (оруженосец) — 12 денье, еврей — 2 су, а «все прочие» — 8 денье. Дополнительно оплачивались еда и постель. «Прокат» кровати стоил в Шатле в 1425 году 4 денье. Если заключенный приносил кровать с собой, то платил только за место (2 денье).
Теперь на очереди, пожалуй, самое известное здание средневекового Парижа.
Первый Дом Ордена Храма в столице появился в 1139–1146 годах, когда набожный король Людовик VII (прославившийся в основном благодаря жене, герцогине Алиенор Аквитанской) подарил молодому Ордену участок на правом берегу — место не самое удачное, заболоченное и нездоровое. Рядом (ближе к реке) находились церкви Сен-Жан-ан-Грев и Сен-Жерве, то есть ориентировочно нахождение первой резиденции тамплиеров можно привязать к пространству, ныне ограниченному улицами Риволи, Вьей-дю-Тампль и Архивов. Ни одного изображения Старого Храма не сохранилось, но по описанию Матвея Парижского башня напоминала Пти-Шатле, обычная архитектура эпохи — довольно мрачная квадратная коробка с узкими бойницами.
Сожжение тамплиеров.
Храмовники оказались людьми настырными и на протяжении столетия осушали болота, разбивали огороды и строили инфраструктуру: мельницы, склады, конюшни и т. д. Они осушили и освоили квартал, расположенный между улицами Веррери с юга, Беранже с севера, Тампль с запада и Вьей-дю-Тампль с востока. После приобретения в 1203–1204 годах двух цензив, одна из которых находилась к востоку от улицы Вьей-дю-Тампль (улица Экуфф, улица Розье, улица Паве), а другая — к северу от улицы Веррери (Сен-Круа-де-ла-Бретоннери), анклав ордена приобрел законченный вид. Он был окружен стенами и защищен привилегиями — в частности, все служители Тампля были неподсудны королевской светской власти. Внутри тамплиеры возвели великолепную церковь по образцу храма Гроба Господня (с ротондой и базиликой) и два донжона. Один из них, донжон Цезаря, датируется XII в., а второй — донжон Храма — второй половиной XIII столетия. Эти башни были построены на месте, где сейчас находится сквер, который выходит к мэрии третьего административного округа.
Казнь Людовика XVI, гравюра 1794 года с картины Чарльза Моне.
Исходно комплекс Тампля располагался за стенами Филиппа Августа, но Париж расширялся за счет появления новых предместий, все их население было бы невозможно укрыть в городе в случае осады. С началом Столетней войны стало абсолютно очевидно, что прежних укреплений совершенно недостаточно, и при короле Карле V начинается строительство нового периметра стен. В черту города входят Тампль и Лувр, площадь обнесенной стеной территории увеличивается с былых 253 гектаров до 400 гектаров, Париж становится настоящим мегаполисом с численностью населения около 150 тысяч человек.