Мартьянов Андрей Леонидович - Прогулки по средневековью стр 36.

Шрифт
Фон

Сцена из Апокалипсиса, Манускрипт, Нормандия, 1300

Выкосив Русь, Великая эпидемия уткнулась в Дикое поле (откуда некогда начала свое шествие на Запад) и там сгинула, тем самым совершив полный оборот по часовой стрелке — через Дикое поле в Крым, Византию, потом в Италию и Францию, оттуда в Англию и Скандинавию, затем к русским княжествам.

Нет нужды говорить о том, что демографические и экономические последствия катастрофы 1348–1350 годов для Западной Европы оказались настолько серьезны, что отголоски Черной смерти чувствовались и столетия спустя. Поскольку это событие оказалось для европейцев даже не потрясением, а гипнотизирующим шоком, записей об эпидемии было сделано предостаточно — вероятно, хронисты полагали, что фиксируют апокалипсис, и делали это с обреченной добросовестностью.

Точное количество жертв Великой чумы останется неизвестным, но кое-какие предположения можно делать на основе сохранившихся церковных и налоговых книг. Жан Фавье в книге «Столетняя война» упоминает, что в бургундском городке Живри в июле 1348 года от чумы умерли 11 человек (видимо, болезнь только появилась в городе), а далее следует шквальный обвал смертности. Август забрал уже 110 человек, в сентябре умерли 302, и это был пик, в октябре погибли 168, и в ноябре — 35. Итого — 626 официально зарегистрированных смертей, а о скольких мы не знаем? С учетом того факта, что Живри не являлся сколь-нибудь значимым центром и вряд ли его население по тем временам превышало 1–1,5 тысячи, статистика смертности удручает.

В столице происходило ровно то же самое: эпидемия в Париже началась в августе 1348 года и закончилась только через 11 месяцев с максимумом смертности к октябрю месяцу. Городская скученность, далеко не лучшее санитарное состояние и частичный паралич власти только способствовали распространению заразы. Французский летописец Жан Фруассар без всяких эмоций записывает в своей «Хронике»: «Треть всех людей умерли», и у нас нет оснований ему не верить.

В среднесрочной же перспективе демографический провал должен был стать куда более серьезным, чем единовременные потери от Черной смерти: умерло огромное количество детей, миновавших самый опасный возраст — примерно до 4–5 лет. Как мы недавно выяснили, ребенок, выживший во младенчестве и достигший возраста определенной самостоятельности, имел все шансы дожить до весьма почтенных лет. Здесь же оказалось выбито целое поколение тех, кому к моменту начала эпидемии исполнилось 6-14 лет. Спустя десятилетие у них не появится собственных детей.

В сельских районах катастрофа унесла до половины жизней. Очень пострадали нищенствующие монашеские ордена — францисканцы в первую очередь, поскольку на них возлагалась забота о больных. Число рабочих рук в городах сократилось настолько, что производство встало — на кладбище отправились как цеховые мастера, так и бесчисленные подмастерья, которые должны были перенять у старших ремесло. Следствием этого становится обрушение рынка рабочей силы, какого не наблюдалось даже во время Великого голода 1315–1317 годов, пускай тогда количество голодных смертей в городах составило около десяти процентов.

Чума чумой, но жизнь продолжалась — требовались продовольствие, оружие и вещи повседневного обихода. Приостановившаяся на время эпидемии Столетняя война подразумевала, что кто-то должен восстанавливать крепости и строить новые, а сильно поредевшая армия нуждается в солдатах-новобранцах. Вакантные должности умерших клириков надо замещать новыми священниками. Где взять специалистов в самых разных областях?

Руководство Французского королевства быстро сообразило, что принудительный труд может принести государству пользу, а поскольку после эпидемии расплодилось неимоверное количество бродяг, покинувших опустевшие деревни и хутора, король Филипп VI издает строжайший указ: прево и коннетабли городов, куда стекались такого рода беженцы, обязаны привлекать бездельников к работе. И государству польза, и число опасных люмпенов снижается — праздность, как известно, ведет и к другим, более тяжким грехам.

Куда интереснее сложилась ситуация с неквалифицированной рабочей силой, которая, впрочем, при необходимости весьма быстро училась ремеслу. Отсутствие рабочих рук вызвало лавинообразный рост заработной платы — впервые за всю историю Средневековья наемный рабочий мог требовать повышения жалования и улучшений условий труда.

Альтернатива — уход к другому хозяину, а это означало снижение или полное прекращение производства, разорение и смерть — на этот раз не от чумы, а от голода. Рост выплат работникам в городах лишь подтолкнул сельскую миграцию — какой смысл горбатиться в поле от ранней весны до поздней осени с сомнительными видами на урожай, если в Париже или Реймсе неквалифицированный каменщик получает за месяц больше, чем вся крестьянская семья способна заработать за год?

Почти сразу же грянула инфляция. Рост жалований поднимал цены на товары, потребление увеличивалось, но одновременно повышение цен съедало заработанные деньги. Королевские власти тщетно пытались бороться с этим явлением, распространившимся повсеместно, ограничивали уровень жалования и пытались регламентировать тенденцию к урбанизации и оттока сельского населения в город путем установки квот на прием на работу, но ничего не помогало.

Дисбаланс между спросом и предложением загнал экономику Франции, да и соседних стран в окончательный тупик. Существует мнение, что в будущем политика огораживания в Англии, когда пахотные земли отторгались в пользу увеличения площади овечьих пастбищ, основным своим истоком имела эпидемию чумы и неслыханное сокращение числа работающих на земле.

Иллюстрация из рукописи 2 пол. 13 века, Аеглия. Сцена из Апокалипсиса. Банда грабителей и убийц.

Во французской деревне Черная смерть привела к почти мгновенному разрушению традиционного и патриархального уклада. В старые добрые времена крестьянин твердо знал, что пашет он землю, принадлежащую благородному сеньору, отдавал ему часть урожая или ходил на барщину; в свою очередь, сеньор обязывался всемерно защищать своих подданных — нападение разбойников на деревеньку где-нибудь в Пикардии, Артуа или Лимузене означало одно: его баронская милость тотчас соберет вооруженных людей и как следует отметелит зловредных татей. Будут знать, как покушаться на земли и вилланов господина барона!

А что же теперь, когда село понесло столь немыслимые потери? Когда в крестьянской семье умер каждый третий, а местами и каждый второй? Что делать сеньору, не желающему терять доход от продажи урожая? Верно, искать наемную рабочую силу, поденщиков, батраков. Тех, кто готов обрабатывать землю за деньги, а не на основе старинных феодальных повинностей.

Это означает как повышение цен на сельскохозяйственную продукцию, так и очередной рост зарплат, только на этот раз не в городе, а на селе. И хотя Черная смерть вымела огромное количество едоков, повсеместно наблюдался застой цен на зерно вместо их снижения — свою роль играло крайне серьезное падение производства и невозможность его стабилизации в краткосрочной перспективе.

Наконец, чума вызвала к жизни невиданное ранее явление: сеньоры, чей доход серьезно сократился, начали требовать со своих крестьян денежный оброк вместо обычной части урожая — разумеется, это вызвало рост недовольства, который однажды выльется в Жакерию 1358 года, одно из крупнейших крестьянских восстаний своего времени.

Феодализм в его классическом виде начал умирать. От чумы.

Мы должны рассматривать XIV век как сплошную череду самых тяжелейших кризисов, в итоге не оставивших от уклада эпохи Высокого Средневековья камня на камне.

Начиная с 1315 года и голодного «потопа» тех лет Европа более не знала покоя. Визит всех четырех всадников апокалипсиса поставил на Средневековье крест, и переломным моментом была именно Великая эпидемия. Начинается переходный период от Средневековья к Новому времени.

Великий голод, начавшаяся вскоре после него Столетняя война, последовавшая затем чудовищная эпидемия, разрушившая старые экономические схемы и ставшая причиной «революции городов» и резкого толчка к капиталистическому типу производства, крестьянские бунты и прочие глобальные катаклизмы этого столетия оказались, вне всяких сомнений, наиболее мрачным временем в европейской истории, а численность жертв чумы в процентном соотношении оставила далеко позади обе мировые войны, вместе взятые.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке