его юность внушает нам опасения, как бы кто-нибудь не опередил нас, не направил бы его ум на другое какое-то дело и тем самым не погубил. Итак, вы явились вовремя; если вы не возражаете, подвергните испытанию мальчика и побеседуйте с ним при нас.
После такой примерно моей речи Евтидем отвечал отважно и вместе с тем дерзко:
c
– Пустяки, Сократ, лишь бы молодой человек пожелал отвечать.
– Но, – сказал я, – к этому он привык. Все присутствующие часто обращаются к нему с вопросами и беседуют с ним, так что он бывает достаточно смел в ответах.
Как же мне получше описать тебе, мой Критон, все, что там было потом? Ведь нелегкое это дело – обстоятельно воспроизвести столь своенравную мудрость. Итак я, подобно поэтам, должен, приступая к рассказу, воззвать к Музам и Мнемосине. Начал же Евтидем, как мне помнится, следующим образом:
d
– Скажи мне, Клиний, те из людей, кто идет в обучение, – они мудрецы или невежды?
Мальчик же, услышав столь трудный вопрос, покраснел и бросил на меня недоумевающий взгляд. А я, видя его смущение, говорю:
– Мужайся, Клиний, отвечай смело то, что ты думаешь. Быть может, это принесет тебе величайшую пользу.
e
В это мгновение Дионисодор, наклонившись чуть-чуть к моему уху и улыбаясь во весь рот, молвил:
– Предсказываю тебе, Сократ, что бы ни ответил мальчик, он будет все равно опровергнут.
А пока он это говорил, Клиний уже отвечал, так что мне не удалось предупредить мальчика, чтобы он был осторожен, и он сказал, что учатся люди мудрые. А Евтидем:
276
– Называешь ли ты кого-либо учителями или же нет?
Мальчик ответил утвердительно.
– Значит, учители – это учители учеников, как, например, кифарист и грамматик были учителями твоими и других мальчиков, вы же были учениками?
Клиний согласился.
– А разве не обстояло дело таким образом, что, когда вы учились, вы не знали того, чему обучались?
– Именно так, – сказал Клиний.
– Но были ли вы мудрыми, коль скоро не знали этого?