Аристарх насмешливо фыркнул в ответ.
— Все обещаешь и обещаешь — сказал он — А сама, наверное, представления не имеешь, как это делается.
Ядвига Олизаровна скосила на него гневным глазом. Вот же неслух, этот Аристарх, вот же задира! В кого лишь он удался?
Но, действительно, не помешало хоть бы раз обломать о его бока хворостину. Но рука на это как-то не поднимается. Ядвига Олизаровна помнит его еще совсем крошечным, полуслепым существом, которому и жить на этом свете оставалось считанные минуты. Ох, сколько ей пришлось присматривать за ним, сколько было потрачено драгоценной филиги, пока он, в конечном итоге, не превратился в такого вот озорного здоровяка! К сожалению, слишком уж озорного.
[Филига — кажется, что-то очень полезное и невкусное. Как рыбий жир.]
И все же ее рука, видимо, так и не возьмется за лозину. Как бы там ни было, а он для нее остается единственной близкой душой в этом злом и жестоком мире.
С другой стороны, Аристарх-таки прав, подумала Ядвига Олизаровна. Не носиться же им целехонькую ночь меж небом и землей. Тем более, что не на прогулку они сюда прилетели! Нет, было у них одно дело, от которого кой-кому из местных жителей не поздоровится. Хотя, конечно, жаль, что такое должно случиться именно там, где когда-то прошло ее детство.
Однако выбирать не приходилось. Задание есть задание. Жалость или сомнения здесь ни к чему.
СТУПа пролетела над маленьким, без единого огонька, селом, перелетела через крутой яр и, замедляя скорость, поплыла над лугом, на котором были разбросаны жидкие кусты невысокого кустарника.
За лугом, на опушке леса, притаился невзрачный домик с подслеповатыми, давно не мытыми окошками. Судя по всему, в этом домике никто не жил.
И все же для большей уверенности Ядвига Олизаровна облетела вокруг загроможденного подворья. Перекошенные трухлявые ворота, тропа, которой уже почти не видно под спорышом, многочисленные дыры в соломенной крыше. Да, это было именно то, что им нужно.
— Прыгай — приказала она Аристарху.
Аристарх мягко прыгнул на землю и несколько раз с удовольствием кувырнулся в траве. Потом встрепенулся и осторожно, почти ползком, направился к домику.
За минуту, уже не кроясь, он появился на крыльце и успокаивающе махнул лапой.
Ядвига Олизаровна и в этот раз не поспешила к хате. Она отлетела немного в сторону и приземлилась рядом с копенкой прошлогоднего сена. После этого, кряхтя, вышла из СТУПы и подняла взгляд к чистому, звездному небу.
— Хорошая будет погода — говорила она сама к себе — да, хорошая. И дождь тоже был кстати. После него пойдут грибы. А где грибы — там и человеческие дети. Тогда-то кого-то из них и не досчитаются мои дорогие земляки!
И она хрипло захохотала, почти взвыла, подняв к звездам свое высохшее, с длинным носом, лицо. Потом вернулась к СТУПе, скороговоркой пробубнила несколько загадочных слов и замахав руками так, словно собиралась взлететь в воздух.
Что-то громко зашипело под самой копенкой, темноту пронизали холодные голубые искры. Столб загустевшего воздуха качнулся над копенкой раз, другой — и в нем бесследно растворился летательный аппарат…
С раннего утра ученик пятого класса Степан Коваленко сидел на старой вишне. Он срывал спелые сочные ягоды, бросал их в бидончик и тяжело вздыхал. Он вздыхал не потому, что не любил вишен — нет, тут было как раз наоборот. И не потому, что мать велела нарвать полное ведро. Степан вздыхал потому, что из этих вишен надо было еще и косточки выбирать.
Сегодня мать собиралась после работы варить вишневое варение. Она считала, что без косточек оно должно быть еще вкуснее. Степан тоже так считал, особенно когда зимой намазывал это варение на ломоть хлеба с маслом. И все же вынимать косточки было для него самым скучным занятием в мире.
Однако тяжелый вздох не мешал Степану время от времени бросать взгляд вокруг себя. Из вишни ему хорошо был виден тот угол Горобцов, что сбегал к реке. Вон двое толстых дядянек из города вкладывали рыбацкое снаряжение в лодку деда Матвея. Немного дальше тетя Одарка пыталась затянуть во двор упрямую козу Майку. Майка мекала на весь угол и из всех сил не соглашалась. У нее были другие намерения.
Еще далее Степанов одноклассник и товарищ Василь Потихонченко накачивал переднее колесо своего велосипеда. Не иначе как мать послала его к центральной усадьбе. Степан уже собирался крикнуть Василю, если бы тот купил заодно и пистоны для Степиного игрушечного пистолета. Но здесь его взгляд остановился на рыженькой девочке. Это была Таня, внучка старой и больной соседки бабы Марии.