В ответ Каскао что-то бормочет.
— Что ты говоришь? — переспрашивает Афонзо.
— Говорю: будет неплохо, если хоть один хороший человек выйдет на свободу.
— Да ты что?! — ужасается Афонзо. — Ты подумай, что ты порешь! Убежит важный государственный преступник, а по-твоему — это неплохо?!
Каскао смотрит на товарища и снова машет рукой.
— Эх, Афонзо Пулидо, совсем ты темный, — говорит он. — Ничего-то ты не знаешь. Неужели ты и вправду думаешь, что здесь в тюрьме сидят преступники!
И, поминутно озираясь, прислушиваясь, не идет ли капрал, Каскао торопливо рассказывает Афонзо все, что знает о тюрьме Форталеза. Нет, не преступники и не убийцы находятся в этой страшной каторжной тюрьме. В каменной громаде, в глухих, тесных камерах заперты те, кого больше всех на свете боится тиран — правитель страны. Здесь он навсегда хоронит защитников народа, тех, кто хочет свергнуть его и его правительство.
— Как! Значит, здесь политическая тюрьма? И мы караулим коммунистов?! — лепечет потрясенный Афонзо.
— Э, парень! так ты, значит, не такой серый, как я думал, — хлопает его по плечу Каскао. — Тебе, значит, уже кто-то прочистил мозги?
— Наш кузнец в деревне, дядя Гомец, мне кое-что рассказывал, — шепчет Афонзо. — Его у нас считают коммунистом. Он мне рассказывал даже о русских. О том, как у них давно всем владеет народ. О тамошних снегах и морозах.
— Ну, снега-то не мешают русским быть счастливыми, — говорит сквозь зубы Каскао. — Я бы, пожалуй, хотел, чтобы у нас были сугробы хоть до самого неба, лишь бы народ, как там, был хозяином своей страны.
— А ты? Ты… тоже коммунист? — Афонзо с напряжением ждет ответа.
Каскао качает головой.
— Нет, я не коммунист. Просто тут, в местечке, есть одна девушка. Очень хорошая, очень умная девушка…
Каскао не договаривает и задумывается.
— Ну, ну… Так что же эта девушка? — торопит его Афонзо.
Однако на этот раз Каскао делает вид, что не слышит. Он показывает рукой куда-то назад, в туман, где неясно проступают очертания внутренней тюрьмы.
— Знаешь, кто заперт там? Кого они запрятали в одиночку? — горячими губами он касается уха часового. — Ты и вообразить этого не можешь, парень. Как они гонялись за ним, как охотились! И вот — осилили. Наверное, у них был пир горой в этот день! Еще бы: поймали самого Большого Себастьяна!
Большой Себастьян! Имя, точно острое лезвие, пронзает замерзшего крестьянского парня Афонзо Пулидо. Да, он, конечно, знает, кто такой Большой Себастьян. У него в деревне все знают. Большому Себастьяну писали кузнец Гомец и вдова Нуньес, когда у них забрали сыновей. Себастьяну жаловалась искалеченная в полицейском участке работница Леоне. На Себастьяна и его товарищей возлагали свои надежды крестьяне… А он вот, оказывается, пойман и заперт в этой тюрьме!..
Афонзо и Каскао долго молчат. Ветер старается сорвать с часовых плащи и ревет от злости, что это ему не удается.
Пулидо тяжело вздыхает.
— Говорят, однажды какому-то заключенному удалось отсюда удрать, — шепчет он наконец. — Это сам капрал рассказывал… А что, если вдруг Себастьяну или кому-нибудь из его товарищей тоже удастся убежать?