– Господа, эти контракты я не подпишу.
У Геннадия Федоровича появилось тайное и навязчивое состояние: перебирать в памяти людей, с кем бывали нелицеприятные встречи. Учителя, родители, соседи, начальство… А ученики старших классов? Он решил остановиться только на тех стычках, которые могли вызвать стойкую злобу. Но эта стойкость зависела от психики человека: один оскорбление проглотит, другой от замечания впадет в депрессию.
Директор школы крутил баранку своего «жигуленка». Ездил он аккуратно и все-таки чуть было не задел девицу, перебегавшую улицу, – ее размашистые одежды хлестнули по фаре.
Размашистые одежды… Память всколыхнулась, как закипавшая вода…
В прошлом году он вызвал к себе учительницу химии, молодую и энергично-модную. На ее худенькое тело была надета рубашка такого огромного размера, что даже закатанные рукава и вязаный пуловер не стягивали ткани: в эту рубашку влезла бы еще и учительница физики.
– Оксана Романовна, как называется этот стиль?
– Осуждаете?
– Ну что вы… Я как директор современной школы хочу быть в курсе современной моды.
– Это направление «оверсайз», все суперогромное.
Геннадий Федорович замешкался не из-за направления «оверсайз», а из-за того вопроса, который надо было задать. Пустяк, но группа старшеклассников, хихикая и перемигиваясь, этот вопрос задала ему, директору.
– Оксана Романовна, кто такой Петр Безушин?
– Представления не имею.
– Вы назвали ученика Петром Безушиным.
– A-а, из «Войны и мира».
– Там Пьер Безухов.
– Я не читала «Войны и мира».
– Как?
– Да вот так. Геннадий Федорович, я учитель химии, а не литературы.
Она дернула плечиком, отчего ему показалось, что девушка сейчас исчезнет, завернувшись в свою безразмерную рубашку. Сперва директор хотел прочитать ей краткое нравоучение о литературе, Льве Толстом и русском интеллигенте. Но лицо девушки показалось ему настолько первозданным, что вряд ли какая-либо мысль осядет на него. И директор приказал, как в армии:
– Немедленно прочесть «Войну и мир»!
– Она толще гамбургера.
– Ну и что? – не понял он.