И замолчал.
Мирилл сглотнула — звук получился неприлично влажный и интимный — и спросила:
— А что с тобой будет, когда… города сольются?
Запах ржавчины и моря стал сильнее.
— То, что бывает, когда крупинку сахара бросают в таз с горячей водой.
— А ты не можешь?.. Ведь целый город — это не крупинка сахара всё-таки. Или дело в переменах? Ты изменишься или?.. Но ты ведь хозяин, и…
Она почему-то не могла договорить до конца ни одну фразу, глотая окончания, как недоутопленник — свежий воздух.
— Нет. Мирилл, — мягко позвал он; так мягко и тихо, как опускаются на тротуар первые крупные хлопья снега в ноябре. — Я уже давно здесь не хозяин. Был когда-то. Пока не появился город.
Небо и земля резко поменялись местами.
— Что?
— Я не хозяин, — терпеливо пояснил он. — Я просто… жил здесь. До всего этого. Очень давно. А потом вырос город, и я сам не заметил, как меня сожрали.
Просто поменяться местами им, видимо, показалось мало, и небо с землёй устроили чёртову карусель. Под ложечкой мерзко засосало.
— То есть как — сожрали?
— С косточками, — коротко хохотнул он. — Только я оказался… гм, больше, чем он смог проглотить, и пророс сквозь него.
Мирилл тронула раскрытой ладонью жёсткий вьюн — чёрные стебли, сине-синие цветы, запах ржавчины и моря… крови.
Вены и капилляры, которые делают мёртвый камень — живым.
— И получается, что ещё два города…
— Слишком большой кусок для меня. Мирилл, — невесомо прикоснулся он к её плечу кончиками пальцев. — Это, наверное, не сразу произойдёт, и кое-что я ещё смогу устроить… но тебе придётся привыкать к другой жизни.
Мирилл словно от сна очнулась.
— А я… не исчезну? Без тебя?
— С чего бы? — фыркнул он. — Ты — обычный человек.
— А мои… — «родители», хотела сказать Мирилл, но вовремя прикусила язык.