Мошкара, сплетни.
— Ты слышала, что кричал парень с медальонами?
— Да. Но кто знает, откуда он это взял?
— Это сказал Начальник…
— Ну да?
— Будто Начальник это сказал Кривому…
— Ну да?
— Точно.
— Но ведь те, что убили Рамона, рассказывали, как это было.
— Не зря уехала отсюда семья Каналес, а с ними и Бесерро.
Катится клубок подозрений, сплетен и недомолвок, налетает на полицейского комиссара и отскакивает в судью. Этот жалкий тупица отчаянно, как утопающий, хватается за соломинку:
— Не может быть! Невозможно! Я его видел… Я хорошо знаю Рамона… Я не ошибся…
Секретные разговоры, шушуканье, бессонная ночь. Брезент раскладушки жжет меня. Я предвижу, что завтра начнутся интриги, дознания в муниципалитете и суде. Со вторыми петухами бужу брата, и мы выходим на улицу, навстречу раннему утру. В логове Перехетеса мерцает огонек каганца — ведь и солнце на небе никогда не меркнет. Смотрю в щель: он там, скрючившись, поджав ноги, лежит на груде своих медальонов. Я громко кричу в щель, так, словно разговариваю с кем-то. Я произношу третью фразу, когда идиот просыпается и прежде всего хватается руками за шею, чтобы защитить свои медальоны. Он поднимает взъерошенную голову, и я вижу его обросшее многодневной щетиной, изъеденное оспой лицо. Он замирает, прислушивается. Заметив это, я кричу, медленно и отчетливо произнося слова:
— Убитый не Рамон… Это…
Я повторяю несколько раз, пока он, окончательно проснувшись, не начал трясти лохматой головой и обводить глазами святых, испрашивая у них помощи. Мы уходим спать.
Утром ко мне пришел Кривой. Он разбудил меня и выложил свои опасения. Потом появился Карлос и все остальные.
— Говорите то же, что говорили раньше. То же самое.
— Но они хотят выкопать труп.
— Пусть копают.
— Все знают, что у Рамона были сломаны ребра, когда судно прижало его к пристани…
— Будем говорить одно и то же, и ничего больше.
Они уходят, задумавшись. Через некоторое время, прихрамывая, пришла жена Рамона.