Еще правее крепостная стена уходила в глубь острова, и дальше начинался обычный с виду город: разбросанные домики с плоскими крышами, купы деревьев, склады, верфи.
Наперерез фокейскому кораблю вынеслось гребное судно, на помосте его стояли люди с копьями, секирами.
Горгий знал порядки - велел спустить парус. Гребное судно подошло вплотную. Морские стражники осмотрели товар и людей, разрешили идти к главному торговому причалу.
Не успели завести канаты, а уж на причале собралась толпа - все больше курчавые, бронзоволицые, полуголые. Густо запахло рыбой и чесноком. В толпу вклинились люди в желтом, древками копий расчищая дорогу, и в проходе появился невиданно разнаряженный человек. Было на нем много разноцветного полотна и много серебряных украшений. Черная борода и усы завиты колечками. В одной руке щеголь держал игрушечную амфору, часто подносил ее к носу - видно, вдыхал благовоние. Другой рукой вел на цепочке пушистого ливийского зверька - кошку в серебряном ошейнике.
«Вырядился, как гетера, ожидающая знатного гостя,-неодобрительно подумал Горгий.- Легко им тут, видно, серебро достается…»
Он поспешно пошел на причал, остерегаясь поскользнуться на рыбьей чешуе. Поклонился, приложил руку к сердцу. Завитый сказал по-гречески, излишне твердо выговаривая «т» и «р»:
- Приветствую фокейский корабль в великом Тартессе.
- Приветствую и тебя, господин,- ответил Горгий.
- Можешь называть меня просто… как это по-вашему… блестящий? Нет, блистательный. Давно не видели мы фокейских парусов в стране Великого Неизменяемого Установления.
- Дорога стала опасной, блистательный,- объяснил Горгий.- В море появилось много разбойников.
Завитый остро взглянул на Горгия.
- Как ты прошел Столбы?
- Боги помогли мне.
- Боги всемогущи,- согласился завитый,- но, как известно, в Столбах стоят карфагенские дозоры.
- Спасибо майнакскому архонту, надоумил меня пройти Столбы безлунной ночью.
Завитый в раздумье понюхал благовоние, Потом спросил, какой товар привезли фокейцы и что желают получить в обмен. Посоветовал навестить торговые дома двух-трех именитых тартесских купцов.
После ухода блистательного снова прихлынула к сходне толпа. Кормчий немного понимал по-тартесски. Объяснил, что эти люди - кха! - хоть сейчас готовы начать разгрузку, и не грех было бы угостить их вином. Осмотрительный Горгий решил с разгрузкой не торопиться. Угощать тоже не пожелал: и без того немалый убыток понес в Столбах от непрошеных гостей.
Сразу за верфями и складами раскинулась многолюдная базарная площадь. Горгий, сопровождаемый Диомедом, неторопливо шел меж торговых рядов, зорко поглядывал, кто что продает. Приценивался к маслу и вину, пробовал на вкус. Щупал полотна и шерстяные ткани, про себя отметил: шерсть хороша и цветом, и выделкой.
В гончарном ряду удивленно уставился на невиданный сосуд - большую красную трубу, закрученную спиралью, Тощий гончар перехватил недоуменные взгляды греков, взял трубу, сунул узкий ее конец в рот - из раструба вырвался громовой звук. Диомед испугался, побежал было, но тут же любопытство превозмогло страх. Вернулся, жестами показал гончару: позволь, дескать, дунуть разок. Но труба издала лишь жалкое хрипенье. Как ни пыжился Диомед, как ни надувался, ничего у него не получилось, только слюней напустил в трубу. Уж и народ стал вокруг собираться. Горгий силком оттащил матроса от диковинки»
Мычали быки под навесами, покрикивали торговцы, расхваливая товар, Бойко торговались тартесские женщины - все они были закутаны в темные пеплосы, у всех на головах кожаные митры, от которых с боков свисали, прикрывая уши, медные диски,
О матери у Герти я было лишь смутное воспоминание: восьмилетним мальчишкой увез его милетский купец из родной Колхиды. Но чудились почему-то в резко очерченных лицах тартесситок полузабытые черты матери…
Топот и громкие крики прервали размышления Горгия. На базарную площадь рысью въехал конный отряд. Всадники в желтых кожаных нагрудниках рассыпались по рядам. Торговцы с воем кинулись кто куда, прижимая к груди плетеные корзины, пифосы, мешки. Всадники, гогоча, били плетьми по их спинам Храпели, взвивались на дыбы кони, Кого-то связали, погнали с площади. Заскрипели повозки, ошалелые возничие понукали медлительных быков.