Разговор состоялся в каюте бывшего поэта, где они могли быть уверены в секретности, по крайней мере, так считал бывший поэт. Ланни подумал, может ли там быть диктофон, но решил, что это не имеет значения, потому что он не называл ни де Брюинов, ни Шнейдера, а только тех французских политиков, получавших от нацистов деньги. После этого пароходная дружба прогрессировала в правильном направлении, и Ланни рискнул: "Я опасаюсь, что мы собираемся сделать что-то в этом роде в Америке".
Побочный родственник Кайзера не счел нужным играть в застенчивость, как Курт Мейснер. Он играл в грусть, потому что был сострадательным человеком, любителем культуры и мира и ненавидел видеть насилие и жестокость в любом месте. Он сказал: "Я боюсь, что вы правы, мистер Бэдд. Есть элементы в каждой стране, которые сегодня сознательно или иным образом играют в игру Москвы, и у них нет никакого намерения уступить без борьбы".
Ланни знал, что Квадратт уже прощупывал Робби Бэдда по вопросу о Людях в капюшонах Америки, а также возможность их использования с целью свержения Нового курса. Теперь сын Робби бросил наживку и был удивлен, с какой скоростью миролюбивый нацист её заглатывал. Ланни рассказал, что слышал, как эту тему обсуждали в американских гостиных и что некоторые из самых известных жертв Нового курса были теперь в настроении вкладывать деньги и спасти себя от дальнейших притеснений. Квадратт ясно дал понять, что он не хотел ничего больше в мире только, чтобы узнать расположение этих гостиных. И Ланни пообещал пригласить этих богатых друзей, чтобы встретить Квадратта и выслушать то, что он хотел предложить.
Сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт продолжал обсуждать наиболее известных врагов Нового курса: мистера Генри Форда, который истратил целое состояние, чтобы показать американцам угрозу еврейского империализма. Полковника МакКормика из Чикаго, щедро субсидирующего те группы, которые изо всех сил стараются удержать Америку от европейских дел. Мистера Херста, который совсем недавно брал интервью у фюрера, и чьи газеты были оплотом для всех друзей и сочувствующих национал-социализму. Миссис Элизабет Диллинг, которая вела своего рода добровольную службу разведки и имела досье на каждого, кто когда-либо оказывал помощь или имел дело с Москвой. Ланни сказал, что он никогда не встречался ни с одним из этих лиц, но очень хотел бы встретиться с Херстом и женой Форда по коммерческим причинам, так как они оба интересовались живописью. Сможет ли Квадратт познакомить его с любым из этих весьма труднодоступных лиц?
Ланни задал этот вопрос потому, что знал мир, в котором он жил, и был уверен, что Форрест Квадратт будет больше уважать его, если будет считать его дельцом, зарабатывающим много денег, как сам Квадратт, а не просто путешественником по миру, испытывающим потребность встречать знаменитостей и садиться за пиршественные столы богатых. Когда они расстались на борту этого парохода, они стали друзьями, которые хорошо понимали друг друга и были готовы к обмену одолжениями. Свои люди — сочтёмся!
Прибыв в Нью-Йорк, Ланни подписал письменное показание о том, что его картина датируется приблизительно 1645 годом, что означало, что он не должен платить никаких пошлин за неё. Затем он взял такси и поехал в аэропорт, из которого самолеты улетали в Чикаго почти каждый час. Он послал телеграмму миссис Софронии Фозерингэй, извещавшую о его приезде. Вместо того чтобы ехать к ней прямо домой, он отправился к картинному дилеру и выбрал старую испанскую раму искусной ручной работы с резьбой и велел вставить в неё картину. Когда он прибыл в особняк на озере Шор Драйв, его пригласили на обед с хозяйкой, и он рассказал ей историю своей поездки в землю красных, самых красных на свете и самых кровавых из всех красных, ныне существующих. Ясно, что картина должна быть чрезвычайно ценной, чтобы оправдать столь большие риски, которым подвергся эксперт.
Старый мастер был повешен в гостиной с отдельным освещением над ним. Перед тем как они вошли в гостиную, Ланни рассказал подготовленную байку о художнике, который был любимцем Испании всю свою жизнь, а после трех веков стал любимцем всех людей во всем мире, которые любят доброту и свет. Они вошли в комнату, и пожилая вдова уселась в мягкое кресло, после чего Ланни церемонно открыл сокровище. Конечно, она была в восторге. Она увидела в одном из этих темноглазых сорванцов совершенный образ своего единственного сына, который был убит в Мез-Аргоне и теперь ждет ее на небесах. Его фотография стояла на пианино, и Ланни должен был взглянуть на неё и убедиться в чрезвычайном сходстве. Сходство стоило старой леди дополнительные пять тысяч долларов.
Когда гость упомянул о запрашиваемой цене в тридцать тысяч за картину, старая миссис Фозерингэй не стала рвать на себе волосы. Когда он предложил ей вызвать какого-либо другого эксперта, скажем, из художественного института, чтобы убедиться в подлинности произведения и справедливости цены, она отмахнулась от этой идеи, сказав, что он рисковал своей жизнью, чтобы получить картину, и ей это понравилось. Она не упомянула, но Ланни знал, что у нее было так много денег, и она буквально не знала, что делать с ними. Ее муж оставил ей лицензионные платежи на основные патенты, имеющие отношение к станкам. Она никогда не знала названий ни патентов, ни станков. Она только знала, что несколько миллионов долларов каждый год приходит на ее банковский счет, и она выписывала чеки на любую сумму, которая приходила ей в голову, часто не заботясь заполнить корешок чековой книжки, что вызывало большие затруднения для её управляющего. Теперь она выписала чек на имя Ланнинга Прескотта Бэдда, а он написал ей купчую.
Потом он прошелся с ней по многим комнатам этого старомодного и чрезмерно украшенного дома и осмотрел всех младенцев и детей, изображённых на картинах, многие из которых он для нее купил. Она сказала ему, что она любит их всех и не расстанется ни с одной из них за любую цену. Она пригласила его провести ночь в доме, но он сказал, что его самолет вылетает обратно в Нью-Йорк в полночь. Она приказала своему дворецкому приготовить автомобиль к нужному часу. Он посвятил остаток вечера, рассказывая ей об искусстве в Европе и готовя ее к следующей картине, которую он может привезти. Он никогда не отличался корыстолюбием в прошлом, но теперь он стал корыстным за счет Труди. Золото, "этот желтый раб," собирался выполнить для него волшебную услугу, вызволить его жену из темницы.
Так Ланни сказал себе. Древняя и очень опасная доктрина гласила, что цель оправдывает средства. Рассматривая происшедшее марксистскими глазами, он мог видеть, что это результат воздействия экономических сил. Как мог любой человек на земле видеть, что любезная крепкая старушка готова подписывать чеки, и не сказать: "Я мог бы также поиметь это, как следующий парень"? Если служишь какому-то "делу" в том числе и марксистскому, то, естественно, считаешь его самым лучшим, в противном случае нашел бы себе какое-то другое!
Вернувшись в Нью-Йорк, Ланни позвонил Гасу Геннеричу в его гостиницу в Вашингтоне, а тот сказал ему перезвонить через четыре часа. Он позвонил по телефону Ганси и Бесс, чтобы сказать "Привет", а затем Йоханнесу, чтобы пригласить его на обед и посплетничать. Потом позвонил Робби, и сказал, что он собирается в Вашингтон по картинному бизнесу, и приедет в Ньюкасл по возвращении. Он добавил, что у него есть "большие новости", но не сказал какие. Он хотел бы видеть выражение лица Робби, когда расскажет о приглашении Шнейдера и, если возможно, уведёт разговор в каналы, представляющие интерес для сына Робби.
Когда он позвонил Гасу во второй раз, человек спросил, сможет ли он сесть на самолет в Вашингтон немедленно. Ланни сказал: "Конечно!" И Гас ответил: "Позвоните мне в девять тридцать вечера".
Этот удивительный современный комфортабельный мир становится все меньше и меньше, а те, кто мог заплатить за его услуги, с каждым днём получал их всё быстрее и эффективнее. Швейцар в отеле Ланни позвонит в аэропорт и забронирует для него место, а тем временем такси домчит пассажира на вновь открытый аэродром, который был чудом администрирования. Безопасное путешествие "на правильном виде транспорта" доставит его в столицу своей страны в течение часа. Путешествие, которое было предпринято основателем страны, заняло, по крайней мере, две недели.
Так получилось, что Ланни Бэдда снова взяли на углу улицы и доставили через "социальную дверь" в Белый дом. "Губернатор", как и раньше, был в постели, но на этот раз у него не было насморка. Его семья и гости смотрели кино наверху, в то время как он отпросился в связи с загрузкой по работе. "Здравствуйте, Марко Поло!" — приветствовал он, когда его посетитель вошел в комнату. Для своих близких он всегда имел комические имена, и был поражен тем фактом, что никогда сообщения Ланни не были отправлены из одного и того же места и в один и тот же день.
Они все были последовательно пронумерованы, и он прочитал каждое слово, поэтому он объявил. — "Это лучше, чем путешествие, организованное агентством Кука, из них вы должны сделать фильм когда-нибудь". Затем, выражение его лица и тон внезапно изменился, как у любого киноактера, он потребовал: "Что произойдёт в Испании?"
"Наступление в Бельчите закончилось", — ответил посетитель. — "Так же, как я уже вам писал. Франко занял большую часть севера с его железной рудой, в которой Гитлер остро нуждается. Остальное зависит от английских и французских правительств. Если они продолжат комедию невмешательства, в то время как Гитлер и Муссолини направляют все необходимые ресурсы, то конец очевиден. Это может занять еще год, но люди, какими храбрыми и решительными они бы не были, не смогут противостоять самолетам и артиллерии с палками и камнями. Ни одна из сторон не имеет производственных ресурсов для ведения современной войны, и это исключительно вопрос о том, сколько каждый из них может получить извне".
Ланни было определенно и категорически сказано, что "губернатор" не будет ничего с этим делать. Но он не мог сдаться. Никто не мог сдаться, кто был на фронте и видел кровопролитие и страдания. Он был слишком тактичен, чтобы сказать: "Пожалуйста" или "Вы должны" или что-нибудь в этом роде. Он просто рассказал, что видел своими глазами и слышал своими ушами, и это было лучше, чем любой фильм, которым ФДР мог бы наслаждаться наверху. Во-первых, Труди и визит в Шато-де-Белкур. Затем поездка в Испанию, и информация, полученная от капитана под звуки пушек. Ланни заявил: "Это нападение является началом войны на цивилизацию, и она не остановится, пока последний бастион не будет взят. Лучшие военные мозги в Европе планируют её, и на этот раз они ничего не упустят".
Эта Кассандра в брюках имела преимущества, потому что всего несколько недель назад он предупредил своего слушателя, что Франция должна стать следующей жертвой, и теперь он был в состоянии привезти детальные планы этой будущей операции. Он рассказал то, что он слышал из уст де Брюинов и барона Шнейдера во время двух длительных переговоров. Когда Ланни разговаривал с нацистами, он говорил неправду с осторожностью, но до президента своей страны он доведёт точную истину, и не скроет ни одного имени, за исключением, возможно, имени собственного отца. ФДР был тот, кто имел право знать, и Ланни должен отдавать предпочтение этой службе, отодвинув все остальное на второй план. Были вещи, которые он не мог изложить на бумаге, но лично в этой спальне он получил возможность их сообщить.
— Есть причины, губернатор, почему вы должны понять мое отношение к семье де Брюинов. Французу ничего объяснять не надо. Но американцу объяснить обязательно. Мари де Брюин сделала меня своего рода крестным отцом этих двух мальчиков. И они до сих пор считают меня им. Они не держат никаких политических секретов от моего отца или меня. И так случилось, что я нахожусь в центре надвигающейся бури во Франции. Я рассказываю вам об этом для того, чтобы вы знали, что, когда я вам говорю об этом, то я действительно знаю об этом. В будущем, в моих посланиях пусть де Брюины будут Сен-Дени, и барон Шнейдер будет мистером Тейлором.
— Вы подготовили список псевдонимов?
— Я подготовил список таких имен. Курт Мейснер будет Кайзер. Именно там началась его преданность, и может закончиться снова. Вы понимаете, что Курт был офицером старой армии. Это было та армия, которая отправила его в Париж во время мирной конференции. Его брат Эмиль является генералом, а Курт является агентом той же армии сегодня. Вы должны знать, что у немцев есть полдюжины организаций, ведущих свою секретную работу за рубежом. Есть такая у Геббельса, и я полностью уверен, что у Геринга есть своя собственная. Розенберг, ответственный за официальную нацистскую религию, имеет свою. Такие же есть у СС и у гестапо, или тайной государственной полиции. Старая армия, рейхсвер, имеет, пожалуй, самую большую из всех. Её офицеры первоклассны и смотрят на нацистов, как на выскочек и самозванцев. Все они за Фатерланд, конечно, но старая армия делает, что хочет, и хранит свои секреты. Я не уверен, но я получил намеки, что Курт и граф Герценберг не самые задушевные друзья. Тот факт, что мне показывал Шато-де-Белкур офицер СС, указывает на то, что нацисты заправляют в посольстве, в то время как организация Курта служит армии.
— Возможно, Курт признался вам, что Кагуляры получают деньги от него?