— Есть много вещей, о которых я никогда не говорил тебе. Я все свои дела держу для себя. Имя человека, он является мастером по самым сложным замкам.
"Мастером по самым сложным замкам?" — повторил Ланни. — "Вы имеете в виду взломщика?" Ланни прочитал несколько книг о преступлениях и таинственных историях.
"Мастер по самым сложным замкам" — настаивал бывший командор и кавалер. — "Он открывает все замки. Американец. Вы можете его найти".
— Я должен иметь какой-то ключ к его имени, сэр Бэзиль.
— Хафф-это Хаффи-или Хаффнер? Скажи ему, что там золото, величайшее сокровище, оно было для России, чтобы остановить революцию.
Голос затих, и наступила тишина. Ланни боялся, что старик замолкнет, и быстро спросил: "Сэр Бэзиль, вы встречали моих друзей?"
"Несколько из ваших, но ни одного из моих", — дрогнул дух.
"Посмотрите, сможете ли вы найти одного из моих друзей по имени Труди. Запомните имя для меня, пожалуйста". Ланни таким образом тактично просил Текумсе, который иначе мог его оттолкнуть.
"Труди-Труди-Труди!" — Звук затих со вздохом, и последовала тишина. Медиум зашевелилась, затем застонала и открыла глаза, и сеанс был закончен.
"Вы получили хорошие результаты?" — спросила она, и Ланни ответил: "Очень хорошие". Это ей понравилось. Она редко спрашивала больше, и он никогда не отвечал ей, чтобы не нарушить позже связь. Он ушел, думая: "странная вещь, рука Китченера, торчащая из воды, и золото на дне моря". Он вспомнил название крейсера, H. M. S. Hampshire, который, как докладывали, напоролся на мину в Северном море во время мировой войны. Это было все, что он когда-либо слышал, и мог теперь вспомнить. Он подумал: "Интересно, что Захаров участвовал в поисках сокровищ".
Он пытался несколько раз с мадам Зыжински, но все, что он получил, была Кларибель и ее стихотворения в прозе. Когда он произнёс: "Труди", дама из старой Англии поняла, что имя было немецкое, но, видимо, подумала, что это была молочница, и выдала рапсодию о коровах, загородных дорожках и поцелуях. Конечно, Ланни ходил по загородным дорожкам с Труди, когда вывозил ее отдаленные районы Франции, и, несомненно, не мог не поцеловать ее. Некоторые люди могли бы назвать это "доказательством", но это было не тем, что хотел исследователь.
Ланни позвонил и договорился о встрече с женой Рауля Пальмы, которая руководила рабочей школой в то время, как ее муж был в Испании. Ланни дал ей немного денег для школы и узнал, что Рауль был еще в Валенсии в состоянии страшной напряженности в связи с событиями на войне. Ланни сказал: "Я буду там по картинному бизнесу". Джулия Пальма ответила: "Возьмите ему немного шоколада. В Валенсии сейчас едят лошадей и ослов, этим и выживают".
Он вытащил из кладовки несколько работ Дэтаза, упаковал и отправил их Золтану. Затем его последним делом стало посещение сеньоры Вильярреал, одной из его клиенток, которая жила недалеко от Ниццы. Он пил чай с этой испанкой старой школы, которая была у него в долгу. Он вывез ее картины из Севильи, и она не могла себе представить, как могла бы обойтись без тех денег, которые она за них получила. Теперь он сказал ей, что у него есть возможность поехать в Красную Испанию. "С деньгами можно сделать почти всё с этой толпой", — сказал он. — "Вы знаете, как бомбили этот несчастный город, и это ужасно, что его художественные сокровища могут подвергнуться разрушению. Я чувствую, что я должен взять на себя общественную нагрузку в спасении некоторых из них".
— Конечно, сеньор Бэдд, но разве это не страшно рискованно?
— Я не намерен там долго оставаться. Мне пришло в голову, что вы можете знать кого-то в Валенсии, у кого есть действительно ценная работа, которую он хотел бы вывезти. Она не должна быть большой, потому что я планирую путешествовать на поезде. Я получил урок, что автомобиль слишком опасная роскошь в этой раздираемой войной стране.
— О, сеньор Бэдд, это такая ужасная вещь! Как долго это может продолжаться?
"Я хотел бы иметь возможность делать предположения", — ответил он. — "Если бы кто-нибудь спросил меня в самом начале, я бы никогда не сказал бы, что это может длиться четырнадцать месяцев".
"Там ничего не останется от моей бедной страны!" — вздохнула дама. — "Мои имения не приносят мне почти ничего, потому что армия должна иметь снабжение, и они платят бумажные деньги, которые не имеют никакой ценности во внешнем мире."
"Храните их бережно, их, безусловно, выкупят". — Так успокаивающе Ланни обратился к матери, у которой до сих пор была ещё одна дочь на выданье, но у которой не было необходимого приданого. Он свел разговор к теме беженцев из Валенсии, и сеньора перечислила нескольких лиц, у которых были картины. Им всем, безусловно, нужны были деньги. Она тут же позвонила одному из них и назначила встречу для американского эксперта. Она отлично отрекомендовала Ланни, объясняя, что он не был спекулянтом, а джентльменом с лучшими связями. Его отец был крупным производителем самолетов, и он был близким другом миссис Чэттерсворт, и так далее. То есть, так строится мир, и так Ланни Бэдд мог поехать в любую часть Европы и заработать не только на хлеб, но и на свои капризы.
Он зашёл к испанскому гранду, этот термин больше не используется, но у грандов остались манеры и идеи. Этот жил в явно стесненных обстоятельствах в немодной части Ниццы. Сеньору Хименесу принадлежат земли в пригороде Валенсии, на которых выращивают апельсины, а также здания в трущобах, за которые тысячи рабочих привыкли платить высокую арендную плату. Но теперь все было в руках красных, и как мог несчастный гранд надеется сохранить своё величие? Он провел час или более за изучением Ланни, пока, наконец, не убедился, что это был порядочный человек. Он признался, что владел работой Мурильо, представлявшей оборванных мальчишек, играющих на открытом воздухе. Прекрасное и в высшей степени абсолютно бесценное произведение. Перед тем, как его особняк был захвачен, его доверенный слуга вынес это сокровище и спрятал его в хижине недалеко от города. Если Ланни сможет получить его и вывести, то сеньор согласился бы позволить ему продать его, и заплатить ему комиссию.
Из-за Труди Ланни был в жадном настроении. Он сказал: "Сеньор Хименес, это те условия, на которых я обычно работаю. Но сейчас речь идет о риске моей жизнью на чрезвычайно опасном предприятии. Если я, иностранец, увижусь с бывшим слугой землевладельца, то уверенно попаду под наблюдение. И весьма вероятно они меня схватят, Узнав обо мне, они вполне возможно меня расстреляют, как шпиона. В любом случае мне, возможно, придется платить большие суммы чиновникам, чтобы вывезти картину. Я мог бы взять картину прямо на пароход в Лондон или даже в Нью-Йорк. Единственным условием, на котором я мог бы предпринять такие риски, это полная покупка картины".
— И что вы готовы предложить, сеньор Бэдд?