Как только противник отступил, выяснилось, что несколько основных работников завербовались в прусскую армию либо согласились переехать в Берлин и теперь помогали Фридриху воплотить его фарфоровую мечту. Другие, подстегиваемые смесью алчности, нужды и отчаяния, а главное, не питавшие той преданности, которой требовал бездушный директор Херольд, воспользовались общей неразберихой, чтобы дезертировать и найти работу в другом месте.
Не только Фридрих мечтал о фарфоровом заводе. Правители и предприимчивые люди по всей Европе жаждали обзавестись собственными мануфактурами — и в итоге Мейсен полнился бесконечной чередой людей, проявлявших настойчивый интерес к тому, что происходило в крепости на холме.
Послевоенный рост производства принес работникам небольшое повышение жалованья, но соблазн пополнить свой бюджет, туманно намекнув на то, как составляют массу, готовят глазурь или обжигают изделия, был по-прежнему велик. Сведения, полученные таким образом, были обычно смутны и недостоверны, что не останавливало шпионов — они охотно платили золотом и серебром за любые сведения о технологии изготовления фарфора.
Все в руководстве фабрики понимали, что секрет рано или поздно выйдет наружу. Несмотря на эту угрозу, Кендлер работал без устали. Словно бросая вызов подражателям, он придумывал и воплощал все более монументальные и сложные архитектурные композиции, в том числе настолько большие, что внутри мог усесться взрослый человек. Смысл их был очевиден: чем грандиознее и дороже настольное украшение, тем значительнее его владелец.
Для Августа III Кендлер создал фарфоровый храм Чести почти в четыре метра высотой, составленный из ста двадцати семи отдельных деталей. До наших дней он не дошел, но о впечатлении, которое храм производил, можно судить по более поздней копии, хранящейся в музее мейсенского завода. Стол, на котором он стоит, кажется чересчур маленьким для этого колосса.
Подобные монументальные композиции как нельзя лучше подходили в качестве подарков членам иностранных королевских домов. Они служили зримым напоминанием о том, что Саксония по-прежнему держит первенство в области фарфорового производства. Так, по случаю бракосочетания своей дочери Марии Жозефы и французского дофина, Август преподнес зятю фарфоровую консоль и овальное фарфоровое зеркало более трех метров высотой — и то и другое работы Кендлера. Раму зеркала украшали фигуры Аполлона и муз, гирлянды из цветов и ракушек. Подарок был настолько значимым, что Кендлеру даже разрешили покинуть Саксонию (это была его первая и единственная поездка за границу), дабы лично представить зеркало французскому двору.
Это произошло в 1750 году. Париж и Версаль произвели на Кендлера сильнейшее впечатление. Он отметил (надо полагать, не без опасения), что Венсеннская королевская мануфактура, которая по-прежнему выпускала только мягкий фарфор, все больше копируя мейсенские образцы, интенсивно осваивала все новые техники. Тем не менее скульптор успокоил себя, что Венсенн выпускает фарфор в очень небольших количествах, а следовательно, у Мейсена на европейском рынке нет серьезных конкурентов.
Установив консоль и зеркало во дворце дофина, Кендлер вернулся в Дрезден, уверенный, что его творение останется на века и будет напоминать грядущим поколениям о превосходстве саксонского фарфора над французским. Он оказался неправ по всем пунктам. Консоль и зеркало, как символ королевской роскоши, вдребезги разбили санкюлоты, а Мейсенскую мануфактуру довольно скоро потеснили более удачливые соперники.
Херольд, оставшийся присматривать за фабрикой, не мог не понимать, что Кендлер задвинул его на второй план. Однако даже у таких виртуозов случаются неудачи, когда они берутся за то, что свыше их сил, и в случае Кендлера провал оказался таким же грандиозным, как задуманный шедевр.
Скульптор вознамерился сделать самую большую фарфоровую фигуру в мире: исполинскую конную статую короля высотой более девяти метров.
Замысел возник в 1731 году, когда Кендлера пригласили рисовать Августа Сильного на лошади. Вскоре тот скончался, и на трон взошел его сын. Узнав, что заказана золоченая бронзовая статуя нового монарха — на коне, в натуральную величину — скульптор загорелся мыслью изготовить такую же из фарфора. Да, бронзовая фигура впечатляет, убеждал Кендлер, но почему бы не увековечить восшествие на престол Августа III еще и в фарфоре? Это будет куда более зрелищно и лучше подойдет королю мировой столицы фарфорового производства.
Король, увлеченный приобретением драгоценных камней и картин для своей растущей коллекции, воспринял предложение довольно прохладно, и Херольд не преминул этим воспользоваться. Статуя будет много больше всего, что отливал до сих пор Кендлер — ее попросту невозможно изготовить. Да и вообще, убедительно нашептывал Херольд, во дворце негде разместить такое громоздкое изваяние. Август, легко поддававшийся на уговоры советников, решил не ввязываться в рискованный и сомнительный проект. Все протесты и заверения Кендлера оказались напрасны — король не стал заказывать статую.
Однако Кендлер не мог расстаться со своей мечтой. Он продолжал исполнять повседневные обязанности, и в то же время тайком делал бесчисленные наброски грандиозной фигуры. Его пыл не остудило даже вынужденное бегство из Мейсена на то время, пока город был захвачен Фридрихом. Скульптор начал работать над глиняными моделями, оплачивая материалы и помощников из собственного кармана, и в то же время непрестанно осаждая графа Брюля просьбами переубедить короля.
Сперва король ничего не хотел слышать: несмотря на уговоры Брюля, он по-прежнему считал затею ненужной и технически неисполнимой. Наконец в 1751 году он сдался и официально заказал Кендлеру статую. Скульптор получил пятнадцать тысяч талеров на изготовление двух ее версий: уменьшенной и в полный размер.
Херольд по-прежнему выдвигал возражения, но теперь Кендлер мог их не слушать — ведь его поддержал король. Для проекта сняли часть монастырского двора и построили там дощатую мастерскую. Многочисленных помощников Кендлеру предстояло поселить и кормить в собственном доме на площади.
В следующие два года сформировался окончательный замысел. Отделанный камнем постамент должны были окружать аллегорические фигуры правосудия, мира, наук, искусств, а также рек Эльбы и Вислы, которые воздевают руки к величественной статуе короля, восседающего на вздыбленном липицианце.
Почти сразу, как проект был одобрен, Кендлер отлил и успешно обжег уменьшенную версию — она и по сей день остается одним из самых впечатляющих экспонатов Дрезденского музея фарфора. Скульптор пообещал, что формы для полноразмерной версии будут готовы к 1755 году, после чего останется только обжечь фрагменты и собрать из них готовую статую.
Впрочем, даже на этой последней стадии проект, в который Кендлер вложил столько денег, времени и таланта, продвигался не гладко. Херольд отвечал отказом на просьбы выделить дополнительную массу и жаловался, что формы заняли все место на складе. В конце концов Кендлеру пришлось выселить помощников из своего дома и сложить формы там.
Херольду так и не удалось сломить упорство Кендлера; замыслам скульптора не дал воплотиться куда более мощный фактор — политика. Когда в 1756 году над страной нависла угроза новой войны — той самой, которая впоследствии получила название Семилетней, финансирование проекта было прекращено.
За десять лет, прошедших с окончания Второй силезской войны и отступления из Саксонии, Фридрих оказался в полной изоляции: Австрия заключила неожиданный союз со своей давней соперницей Францией, и теперь оба эти государства стремились сокрушить «злодея из Сан-Суси». Фридрих употребил десять лет мира на то, чтобы восстановить свою страну, развить промышленность и сельское хозяйство. Теперь его положение вновь оказалось под угрозой.
Чтобы избежать вторжения врагов и сохранить захваченные десять лет назад территории, он заключил союз с Англией и вновь напал на слабого и беспомощного соседа. 27 августа 1756 года семидесятитысячная прусская армия вступила в Саксонию. Через две недели войска Фридриха захватили плодородную долину Эльбы и овладели Дрезденом.
При первых признаках опасности король и граф Брюль вместе с главными приближенными бежали в Варшаву, оставив несчастную королеву Марию Жозефу, графиню Брюль и других высокопоставленных дам встречать прусских завоевателей. Словно желая еще больше унизить побежденных, Фридрих поселился в роскошном дворце Брюля.