— Ну, гляди, Цаца, враг з Йоси Голдберга дюже страшный! — пригрозил он мне.
— Та шо Ви, пан дворецкий? Та разве ж я? Та ни в жизть! — Аленка состроила самое честное выражение лица и, слава богу, догадалась поклониться.
Иосиф Моисеевич выплыл в двери, а потом обернулся и продолжил:
— Завтра з утреца буду, жди! — и вышел из комнаты.
— Фиалка, а чего это было? — удивилась она.
— А это, Аленка, был дворецкий в панике. Замечательно, все идет, как я и задумывала. А вот завтра нам предстоит тяжелое утро. Его нужно будет уговорить на совместный гешефт, тху, вот же привязалось. На совместное дело. Я уже и название для нашего каретного тюнинг-ателье придумала «Майбах-кар»!
— А чего кар? Ты же не ворона? — изумилась она.
— От много ты понимаешь! Кар — это кареты, а «Майбах» — это марка таких престижных повозок у иномирье, а мы чем хуже?
Утро следующего дня началось крайне беспокойно. Ни свет, ни заря приперся дворецкий. Ни я, ни Аленка толком глаза еще не продрали, не говоря уже про умывание и ежедневную пробежку с гимнастикой, которые у нас уже стали привычным ритуалом. Поэтому пришлось в срочном прядке занимать Аленкино тело, ведь сидя у нее на плече, такие сложные переговоры не провести. Здесь ведь важно не только что ты говоришь, но и жесты, выражение лица и еще масса нюансов. Хороших переговорщиков специально натаскивают на разрешение сложных ситуаций разного плана. А с тем, что я говорю за Алену и какое у нее при этом дебил…, кхм., скажем так, простоватое выражение лица, нормальные переговоры не провести.
— Открывай, Цаца! — ломился в дверь дворецкий.
— Та шо Ви ломитесь, господин дворецкий? Та ще з рання у хату молодой незамужней дивчины, шо мене соседи скажуть? А хто мне потом моральную компенсацию платить будет? — стук как-то резко прекратился.
Этот бедный мир еще не знал, что такое моральная компенсация и что по поводу нее можно поиметь через местный суд. Но видимо Йося попой почувствовал, что если он дальше будет продолжать в том же духе, то он будет первым пострадавшим от судебного прецедента подобного рода. И даже войдет в историю, но уж от этого ему точно легче не станет.
Я вышла на крыльцо и в предрассветной мгле рассмотрела встревоженное лицо дворецкого.
— Иосиф Моисеевич! Здоровеньки булы! И шо Ви так рано приперлися? — позволила я себе немного фамильярности.
— Хочу убедиться шо она у тебя таки есть! — его лицо искажала тревога и неуверенность. Кто же с таким выражением на лице на переговоры ходит? Да просто за покупками?
— Ша, Йося! Не стану брехать, карета таки есть и она у этом дворе. Красива и укомплектована по высшему разряду, только шо я буду з того иметь?
— Две тысячи, — как от сердца оторвал он.
— Моисейч, я Вас таки крепко уважаю, но з чего Ви решили, шо оту лялю я продам за даром? — удивилась я.
— А шо Ви хочете?
— Половину, — я посмотрела на него спокойно, ведь явно меньше чем за десять тысяч он ее царю не впарит. А мне, тху, нам тоже деньги нужны, с чего это я ему восемьдесят процентов дарить буду? За красивые глаза? Так они у него самые обыкновенные.
Он аж задохнулся от возмущения и опять полилась старая песня, про пухнущую с голоду семью и дефицит яду.
— Ша Йося! — не выдержала я под конец его словоизлияний. — Ваши дети и Сарочка на дворцовой колбасе так распухли от голоду, шо уже у двери не проходят. Следующим на шо Ви таки будете тратить гроши — это лекарства от сердца и диабета! Сердце болеть будет у вас, а диабет будет у них от обжорства. Хочь бы хербалайфом йих накормили. Ото бы они большую часть времени проводили на горшке, кишечник себе бы почистили, а може и увесь организьм. Схуднули бы за компанию и до Вас не чиплялись. Таки шо, дать адресочек травника? Ух каки справны таблеточки та и порошочки есть, ежели у воде растворить, то его и не видно совсем! Месяц и минус восемь кило! И уся Ваша семья будет бороться за место с замечательными буковками «Ме» и «Жо»!