— Задача простая: сахарный завод как таковой должен сохраниться. В основном нужно сохранить и коллектив, костяк специалистов. Процентов на восемьдесят. А работников там около тысячи.
— А остальных?
Суходольский развел руками.
— Ну, что я могу на этот вопрос ответить? Пусть ищут работу. Новым хозяевам, думаю, до этого дела не будет. Меньшим числом работающих — большее количество продукции, принцип известный и при коммунистах процветал. Что же вы теперь, в наши дни, хотите? Капиталисты деньги считать умеют.
— Желающие купить сахарный завод уже известны?
— Да, заявки на аукцион у нас есть. Я вам все эти документы передам. — Суходольский достал из стола тонкую прозрачную папочку, полистал бумаги. — Вот, смотрите, думайте… Главное, пока не войдете в курс, почаще советуйтесь со мной. Заявок здесь достаточно, деньги у людей есть, шестьдесят восемь миллиардов — это сумма задолженности завода — многих не смущают. Но повторяю: предприятие должно попасть в нужные руки. Вот и поработайте с документами, с потенциальными покупателями. Изучите их программы реорганизации завода, способы выведения предприятия из кризиса, платежеспособность. Это в первую очередь! Нужно проверить у кандидатов-покупателей счета в банках, поинтересоваться, с кем мы хотим иметь дело. Конечная ваша задача — положить мне на стол список тех, кто: а) может завод купить, б) кто завод не должен купить. Понятно объясняю?
Суходольский с живым и искренним интересом следил, как на лице Татьяны боролись чувства смятения и вполне естественного недоумения. Она-то, честно говоря, будущий аукцион представляла несколько иначе: собираются в каком-то зале солидные, денежные люди, аукционер, или как он там называется, человек с деревянным молотком, объявляет стартовую цену продаваемого завода, и начинается торг — кто даст больше. Но, оказывается, в реальности все не так просто.
— А кому, в таком случае, нужно продать завод? — прямо спросила Татьяна.
— Есть несколько достойных кандидатов, — отвечал Суходольский. — Окончательно пока не решен вопрос, кого мы допустим к торгам. Это там, наверху, — он показал пальцем в потолок кабинета, — Каменцев, Барышников думают… Ясно одно: хозяевами, или хозяином, должны быть наши, проверенные и надежные люди. С которыми потом можно будет решать проблемы. Кстати, и вы, Татьяна Николаевна, могли бы быть в числе хозяев завода. Почему нет?
Теперь пришла очередь смеяться Татьяне:
— У меня не то что семидесяти миллиардов — семи миллионов даже нет. И одного тоже.
Суходольский пододвинул ей папки, сказал:
— Ничего-ничего, Татьяна Николаевна, поработаете, осмотритесь. Не боги горшки обжигают. Тем более деньги делают. Научитесь. Важно, как говорят деловые люди, и трудно — первый миллион сделать, а дальше полегче будет. Опыт и все такое прочее. Кредит возьмите, деньги в оборот пустите. Выгодные акции можно купить. А главное — людям помогайте. Русского человека, предпринимателя, всегда отличала душевная щедрость, желание отблагодарить за помощь и поддержку. Впрочем, и иностранцы особой скаредностью не отличаются. Россия наша для многих из них — Клондайк, золотая жила. И денег у них свободных — ого-го! Не чета нашим. Почему бы не помочь и иностранцам? Польза от их инвестиций очевидная. А без денег хозяйство России, в том числе и в нашей области, не поднять.
Татьяна, несколько смущенная откровенностью разговора, поднялась, отправилась в свой кабинет. Шла по красной ковровой дорожке длинным и узким коридором, думала. Вернее, переваривала услышанное. Сказали ей однозначно просто: помогай другим — и сама не будешь внакладе, и тебе помогут. Ты теперь чиновник областного масштаба, занимаешь весьма престижную, хлебную должность, вот и ориентируйся, для чего тебя на эту должность поставили.
— Что ж, за т е м я сюда и пришла, — неожиданно разозлившись, возражая внутреннему голосу, пробормотала Татьяна. — Чем я хуже других? Все нажитое при советской власти растаскивается, приватизируется, переходит в частные руки. А мое где?.. Хватит. Хоть пожить на старости лет, для В а н е ч к и, или кто у нас со Славой будет, заработать. Им-то, нашим детям, потом ничего уже не достанется, все уже будет распределено, продано. Пусть хоть дети поживут людьми…
Успокоив себя таким образом, Татьяна умиротворенно вздохнула, прибавила шагу — еще издали заметила, что кто-то стоит у дверей ее кабинета.
— Здравствуйте!.. Вы Морозова? Очень приятно, Татьяна Николаевна. Я пришел без звонка… мне сказали, что наше дело уже передали вам.
Мужчина был невысок ростом, с сухим некрасивым лицом — впалые щеки, высокий, костлявый, в грубых морщинах лоб; во рту поблескивали белые металлические коронки.
— Какое дело? Вы, собственно, кто? — сухо, совсем уже по-начальственному спросила Татьяна, открывая дверь.
— Я директор кинотеатра «Рубин», что на Левом берегу, Корзинкин. Анатолий Михайлович, с вашего позволения.
Едва Татьяна села за стол, как перед нею тут же оказалась коробка дорогих конфет.
— Угощаю, Татьяна Николаевна. Был в Москве, случайно попалась на глаза… Сердце чувствовало, что будет возможность презентовать конфеты такой красивой женщине, как вы.