…
Маркса пять минут продержали перед закрытыми дверями обеденного зала. Он не нервничал. Дипломат должен быть готов к любым обрядам. Ожидание — это тоже обряд. Чем выше честь, тем дольше ожидание. Таково правило.
Он хмыкнул про себя. Надо бы записать где-то. Придумал же вот такую фразу… Но тут дверь открылась.
В полутемном зале вокруг стола разместились только барон, его жена, старший сын и… Внучка? Это, кажется, внучка? Она была серьезна и смотрела прямо на стол. А на столе не было ничего. Ни скатертей, ни серебряной и золотой посуды, ни хрустальных графинов с прекрасными местными винами. Не было и огромных блюд, наполненных салатами и целиком выложенными овощами и фруктами. Ни-че-го. Только подсвечник с двенадцатью свечами. Дюжина — счастливое число и на Земле, и здесь.
Барон указал Марксу его место — прямо перед ним, через стол. Он и его семейство стояли, стоял у своего стула с высокой резной черной от времени спинкой и Маркс. Ожидание затягивалось.
«Может быть, они ждут какого-то действия от меня?» — подумал Маркс. Но барон и баронесса, и молодой баронет даже не смотрели на него, только молоденькая внучка изредка стреляла глазками, а потом снова опускала их перед собой, на пустой стол.
Дон-н-н…
Тяжелый удар гонга, казалось, сотряс стены и перевернул все внутренности Маркса.
В установившейся тишине сел барон. Через секунду села баронесса. Еще через секунду — баронет.
«Все понятно,» — подумал Маркс. — «По старшинству, подчеркивая очередность». Значит, его очередь — последняя. Но внучка барона не садилась, продолжая кидать на него взгляды. Что такое? Он — главнее родни?
Маркс осторожно шагнул вперед и плотно сел на стул. Через секунду сидели все. Еще минута молчания. Новый удар гонга.
Медленно со скрипом отворилась дверь. Вроде, раньше она не скрипела? Из темного коридора по одному стали входить слуги в черном, разнося блюда ужинающим. Простые глиняные блюда, даже не фарфоровые. Простые стальные приборы — никакого серебра и золота. Но зато на блюдах на огромных листа салата — господи, опять зелень, подумал было Маркс — лежали пышущие жаром, ароматные, стреляющие жиром толстые ломти мяса.
Барон с улыбкой смотрел на счастливое лицо Маркса. Потом указал взглядом на него своим родным, и все тоже стали улыбаться. Радостно улыбаться, без ужимок и дипломатических вывертов. Просто радоваться за человека.
— Я уж думал, — поднял глаза Маркс, — что у вас нет мяса. Совсем нет.
— Да кто бы вас пустил в баронство, где совсем нет мяса? Что вы, дружище Маркс! Мы — крепкое баронство. Мяса у нас много. И для себя. И для почетных гостей, которые могут стать родственниками. Ирма, как он тебе?
— Симпатичный, — прошептала, покраснев внучка.
Ирма, значит. Маркс в полутьме присмотрелся к девчонке. Лет семнадцать, наверное. Не красавица, конечно, но кровь баронская видна. Аристократка.
— А что это?
— В смысле?
— Ну, из кого? — Маркс показал на стоящее перед ним блюдо.
— Ах, в этом смысле. А у вас на Земле что едят?
— Ну, говядину, свинину там…