— Перестань так говорить, Хантер. Мне это не нравится.
Я поворачиваюсь.
― Иди к чёрту, Лани. Я грёбанный морской пехотинец. У меня грязный, поганый рот, и я зол. Ты обманула меня. — Заставляю себя сделать два больших шага подальше от неё. ― Я никогда не спрашивал. Возвращался и не задавал тебе никаких вопросов. Я уезжал надолго, но никогда не спрашивал, что ты делала, пока меня не было. Но… пока я здесь, я как бы ожидал, что ты будешь верна мне. Я слишком многого прошу?
Лани не отвечает.
— Как долго? ― спрашиваю. — Как долго это продолжается с тем ничтожеством?
― Не говори так о Дуге, Хантер. Он хороший человек. Он…
— Я не спрашивал о нём. Мне плевать. Как… долго. ― Это даже не звучит как вопрос.
— Я начала видеться с ним через два месяца после твоего последнего отъезда. ― Она отводит взгляд от моих глаз.
Целый год. Даже больше.
Ей стыдно, так и должно быть.
— И, когда я вернулся, ты продолжала встречаться с ним за моей спиной?
Она едва заметно кивает.
― Блядь. — Я хочу что-нибудь ударить. Сжимаю пальцы в кулак и поднимаю руку, чтобы пробить стену или дверь, но останавливаюсь. ― Невероятно, Лани. Если ты не любишь меня, имей смелость сказать об этом.
Она слезает с кровати, прижимая простынь к груди.
— Не то чтобы я не люблю тебя, Хантер. Люблю. Но… я не влюблена в тебя.
― В чем разница?
Она тянется ко мне, но я отстраняюсь. Она опускает руку. Её яркие голубые глаза мерцают.
— Есть огромная разница.
Я прислоняюсь к стене, гнев исчезает от путаницы и боли. Без гнева, который поддерживает меня, я слабею.
― Тогда объясни.
Она вытаскивает одежду из ящиков, смотрит на меня и медлит.
— Что? ― спрашиваю. — Будто я не видел тебя голой.