— А почему бы и нет? Это тоже информация.
— Будь я проклят!
— Не исключено, капитан. Но я хочу сказать, что люди, подобные Марку, не такие, как все. Он получил необычное, ненормальное воспитание, у него выработалось необычное, ненормальное восприятие жизни. С тех пор, как в пятилетнем возрасте он поступил в Мнемоническую Службу, он впервые покинул ее территорию. Он легко возбудим, и ему можно нанести непоправимый вред. Это не должно произойти, и мне поручено следить, чтобы этого не случилось. Он — мой прибор; он ценнее, чем любой прибор на этом корабле. Таких, как он, на весь Млечный Путь всего сотня.
Лицо капитана Фолленби ясно выражало уязвленное чувство собственного достоинства.
— Ну, ладно. Значит, журнал. Строго конфиденциально, а?
— Строго. Он рассказывает все только мне, а я никому не рассказываю, если только не сделано ценное сопоставление.
Судя по виду капитана, это не совсем соответствовало тому, что он понимал под словами «строго конфиденциально», но он сказал:
— И никаких разговоров с экипажем.
После многозначительной паузы он добавил:
— Вы знаете, что я имею в виду.
Шеффилд шагнул к двери.
— Марк в курсе дела. Поверьте, экипаж от него ничего не узнает.
Когда он уже выходил, капитан окликнул его:
— Шеффилд!
— Да?
— А что такое «нонкомпос»?
Шеффилд подавил улыбку.
— Он вас так назвал?
— Что это такое, я спрашиваю!
— Просто сокращение слов «нон компос ментис». Все мнемонисты называют так всех, кто не принадлежит к Мнемонической Службе. Это относится и к вам. И ко мне. По-латыни это значит «не в своем уме». И знаете, капитан, по-моему, они правы.
Он быстро вышел.
На просмотр судового журнала Марку Аннунчио понадобилось секунд пятнадцать. Он ничего там не понял, но он не понимал большинство из того, что запоминал. Это его не смущало. Не смутило его и то, что журнал оказался скучным. Но Марк так и не нашел там того, что искал, и отложил журнал со смешанным чувством облегчения и неудовольствия.