Она улыбнулась, и опять прошептала:
— Это ведь ничего, что я тебя старше? Всего-то на полтора года, правда, ничего?
— Конечно, ничего…
…Уже поздним вечером Робка провожал ее домой. Они шли плохо освещенными кривыми замоскворецкими переулками и разговаривали:
— А ты «Тарзана» все серии видел? — спрашивала Милка.
— Пять только…
— А «Сестру его дворецкого» с Диной Дурбин?
— Нет, не видел.
— А тебе какое кино больше нравится, про войну или про любовь?
— Про войну, — признался Робка. — «Константин Заслонов» нравится, «Секретарь райкома»… или вот «Королевские пираты»…
— А мне — про любовь… — Она опустила голову, задумалась: — Чего в войне хорошего? Как людей убивают?
Робка не ответил. Милка взяла его под руку, притиснула к себе, пропела грустно-весело:
— «Робка-Робочка, клеш да бобочка, белый шарфик, прохоря, полюбил бы ты меня!» — И засмеялась.
— Вот и прийти. — Милка остановилась у подъезда старого четырехэтажного дома.
— Завтра придешь? — спросила она.
— Приду… — Робка носком ботинка ковырял асфальт, сунул руку в карман и достал два рубля и мелочь. — Возьми, пожалуйста, Мила.
— Ух ты какой гордый, — нахмурилась она и вдруг обняла его и поцеловала в губы.
У Робки перехватило дыхание, и белый свет померк перед глазами, и он издалека услышал ее насмешливый голос:
— Ой, Робка, ты даже целоваться не умеешь. Хочешь, научу?
— Научи…
Она потянула его в подъезд и там, в темноте, снова поцеловала и обнимала изо всех сил. Кепка у него упала на пол, Милка ерошила его волосы, гладила кончиками пальцев по лицу. Потом сказала серьезно:
— Только никогда не думай про меня плохо. Никогда, хорошо?