Дорогой Николай Иванович! У меня к Вам предложение и огромная просьба: на будущий год вы должны будете отправить Маришу на материк, в школу. У Вас, как и у меня, нет никого родных, и Марише придется жить в интернате. Дорогой Николай Иванович! Отпустите Маришу ко мне в Братск. Она будет жить со мной и с Дуней (я уверен, что Дуня обязательно приедет). Мы будем для Ма-риши как старшие брат и сестра. Если Вы сами не сможете сюда приехать, то я возьму отпуск и прикачу встречать Вас во Владивосток.
Я очень люблю Маришу и заверяю Вас, что ей будет хорошо. Согласны?..
С нетерпением жду от Вас письма. Пишите мне по адресу: Братск, до востребования (другого адреса я пока еще не имею).
Горячий привет боцману Доронину, Игнату Атласову и всем нашим пограничникам!
Спасибо Вам за все хорошее!
Поцелуйте за меня Маришу!
До свидания! Ваш Алексей Кирьянов, старшина первой статьи»…
Тот же самый ПК-5, на котором когда-то ходил в дозор Алексей Кирьянов, на котором и мне довелось ходить к мысу Сивучий, хлопотливо урча мотором, вез меня к бросившему якорь на внешнем рейде «Дальстрою». За штурвалом стоял главстаршина Игнат Атласов.
На пирсе прощально махали фуражками и бескозырками свободные от службы пограничники. И долго еще я видел среди них высокого, слегка сутуловатого Баулина, боцмана Доронина и сидящую на его плече Маринку.
ПК-5 пристал к борту «Дальстроя». Мы с Атласовым крепко, по-мужски, пожали друг другу руки.
— Счастливого пути! — крикнул мне главстаршина, когда я поднялся на борт парохода, — Пишите!
— Обязательно! Счастливо оставаться! — крикнул я в ответ.
Выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался с островом протяжным басовым гудком и лег на курс.
Взбежав по трапу на капитанский мостик, я попросил у штурмана бинокль и долго не мог оторвать глаз от берега.
Я видел ошвартованные у пирса сторожевики «Большие охотники», недавно возвратившиеся из ночного дозорного крейсерства. На палубах кораблей происходила приборка. Свежий декабрьский ветер рвал флаги пограничного флота…
На мысе Доброй Надежды я отыскал белеющие на фойе скал домики служб и клуба базы…
А вот и утес, выщербленный временем и непогодами каменный крест и гранитный обелиск с пятиконечной звездой… Вот и замшелый камень, и на нем, как царевна на горошине. Маринка и рядом с ней капитан третьего ранга Баулин.
С северо-востока налетел снежный буран и скрыл от моих глаз остров.
Начала разгуливаться океанская волна. Буревестник промелькнул над мостиком. Сразу стало и темно и холодно, а мне почему-то вспомнились любимые стихи Баулина:
«Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика!..»
У окна полутемного тронного зала стояла молодая женщина в тяжелом бархатном платье и со множеством запястий на смуглых руках. Она судорожно мяла пальцами густую бахрому портьеры и смотрела в окно.
На дворцовой площади около памятника королю Камеа-меа 1 в тени кокосовых пальм выстроились шеренги американской морской пехоты. Дворец был окружен. Бронзовый король словно указывал вытянутой рукой на рейд, где стоял американский крейсер «Бостон», пушки которого были наведены на город и дворец.