Он только что показал Ингвару, как открывать банку томатного супа специальным консервным ножом, а теперь сидел около печки и курил.
— Просто ночь, — ответил Ингвар. — Как там её… Годоворот. Смена календарного года.
— Бабка рассказывала сказки, что в ночь на Годоворот тугынгаки обмениваются подарками, — сказал Абсалон.
— Кто?
— Тугынгаки. Духи полярной ночи.
— Только их мне и не хватает, — поёжился Ингвар. — С моими-то галлюцинациями…
— Бабка чего только не рассказывала, но в тугынгаков я верил, — сказал Абсалон. — Завтра я выпаду.
Ингвару показалось, что из комнаты выкачали воздух. Грубый, холодный, любящий только своих терьеров Абсалон оставался единственным человеком, связывавшим его с миром нормальных людей.
— Я хотел бы сделать тебе подарок. Подойди.
Ингвар вытер руки полотенцем и подошёл к нему. Абсалон протянул небольшую коробку, аккуратно завёрнутую в упаковочную бумагу и перемотанную бечёвкой.
— Что там? — спросил Ингвар, принимая неожиданно тяжёлый подарок.
— Сюрприз, — веско сказал Абсалон. — Раскроешь в ночь Годоворота. Обещаешь?
— Зачем это всё? — спросил Ингвар, дрогнувшим голосом.
— Ты слишком лёгкий. Тебе нужен якорь.
— Какой ещё якорь?
— Для сумасшедшего ты всё-таки туповат, — сказал Абсалон и выкинул окурок в печь.
Настоящий большой снег пошёл в полдень 31 декабря. Ингвар забрался на крышу клиники и с ужасом наблюдал, как исчезает его мир. Город зарастал снегом, как зарастает отвратительной плесенью булка, забытая в хлебнице перед отъездом в отпуск. Зрелище, разворачивающееся перед ним, казалось страшным и прекрасным одновременно. Бледное на белом, алебастр и мел. Вернувшись в баталерку, Ингвар погрел руки над печкой и вдруг с ужасом схватился за карман — ему померещилось, что медицинский пузырёк с притёртой пробкой вывалился в прореху; но обошлось, он был на месте. Последние две недели Ингвар держался только за обещание, данное Абсалону, — открыть его подарок в ночь наступления Нового года. За якорь. В поисках выпивки он нашёл в подвале сейф, но спирта в нём не оказалось, зато нашёлся пузырёк с надписью: «Опасно! Крысиный яд».
Решение покончить с собой крепло в Ингваре каждое утро. По вечерам он ложился спать с тайной надеждой, что именно сегодня сумеет выпасть. Он ловил знакомые ощущения, ему снились длинные и тягучие сны, голова была тяжёлой, как свинцовый шар. Но неизменно наступало утро, когда он просыпался в выстуженной комнате, вскакивал, растапливал печь и вновь впрягался в колесо одинокой жизни. Ингвар смешал в кастрюльке томатный суп и собачьи консервы, накрошил чёрных сухарей, долил кипятком из чайника. «Нет, мои терьеры ловят крыс. Этот паёк предназначен для тебя. Извини, но в осеннюю распродажу из магазина выгребли почти всё съестное, — сказал ему Абсалон. — Белок и белок — по крайней мере, туда не добавляют соль и усилители вкуса».
Он медленно ел и смотрел на коробку с подарком, которая стояла в центре стола в ожидании своего часа. Какой он, этот яд? Ингвару казалось, что он отвратительно-кислый, как мышьяковая паста, которую кладут в зуб, чтобы убить нерв.
Кто-то стукнул кулаком по крыше баталерки. «Тугынгак!» — испугался Ингвар, но тотчас вспомнил, что никаких тугынгаков не бывает. Дрова в печке почти догорели. Он сдвинул рукав, посмотрел на часы, разлепил губы и просипел: «С Новым годом, адъюнкт Абсалон и все ваши терьеры». Он пододвинул к себе коробку и заранее приготовленным ножом разрезал бечёвку. В коробке лежал огромный чёрный пистолет.
Он вышел на улицу, обошёл здание клиники и остановился напротив калитки. Снег перестал. В небо вылезла луна и сияла расплавленным серебром. На противоположной стороне улицы, под мёртвой тяжестью снега, никли к земле ветви клёнов. Ингвару показалось, что он видит там волчьи глаза. Снежные волки пришли за горячим мясом. Он вытащил из кармана ватника пистолет, придирчиво осмотрел его и взвёл курок.
— Ладно. Посмотрим, что из этого получится.