— А у меня есть ключи от калитки, — фыркнул Абсалон. — И свора терьеров во дворе. Ты не смотри, что они мелкие — злые, кусачие, что твои черти.
— Вы… Выпустите меня! — из глаза Ингвара вылетела слезинка.
— Чушь. Ты сейчас забьёшься куда-нибудь, а мне тебя потом искать. С собаками. Или напьёшься.
Ингвар вскочил с дивана, бешено оглянулся и увидел на стене телефонный аппарат. Он бросился к нему, сорвал трубку и мигом накрутил номер. Абсалон спокойно писал. В трубке раздавались длинные ленивые гудки.
— Полиция. Сержант Тимсаари, — сказали на том конце.
— Это Ингвар Хансен. Сержант, меня незаконно удерживают!
— Где?
— Клиника Святого Якоба!
— Кто вас удерживает?
— Адъюнкт Абсалон!
В трубке тяжело вздохнули, потом полицейский сказал:
— Он рядом с вами? Он вам угрожает?
— Рядом. Он что-то пишет…
— Передайте трубку.
— Вас! Полиция! — сказал Ингвар, протягивая трубку.
Не прекращая писать, Абсалон поднял трубку параллельного телефона, стоящего на столе и отрывисто бросил в неё:
— Адъюнкт Абсалон, слушаю! Привет, Тимсаари. Да, шатун. Нет, спасибо. Ага, и тебе, — Абсалон положил трубку и пододвинул к себе арифмометр. Трубка в руке Ингвара что-то заквакала. Он прижал её к уху и услышал:
— …вплоть до признания недееспособным — потеря ориентации в пространстве, галлюцинации. Согласно пункту сто восьмому Уложения адъюнкт Абсалон признаётся вашим временным опекуном. Вы меня слушаете, герр Хансен?
Ингвар выронил трубку, она стукнулась об стену и закачалась. Он дёрнул дверь, вырвался в коридор и побежал, подальше от шуршания самописного пера и звона арифмометра. Он бежал пустыми коридорами, хлопая дверьми, взбегая по лестницам, скатываясь по перилам. Сырые ветви, бьющие в окна, жёлтые фотографии на стенах, крашеное стекло дверей, пугающие чёрные таблички. Наконец он изнемог и остановился, упёршись лбом в стену. Отдышавшись, он увидел в коридорном тупике дверь с надписью «Рекреационная». В замке торчал ключ.
— Эй! Ты куда сбежал?! — раздался крик откуда-то сзади и снизу.
Ингвар распахнул дверь и оказался в заставленной кроватями комнате с плотно зашторенными окнами. Он бросился к окну, раздёрнул пыльные гардины, с хрустом поднял оконную раму и заорал:
— Помогите!