ГУЛЯЮЩИЙ ПО ВЕТРАМ
(Гуляющий-со-смертью, Итхаква, Вендиго и т. д.) Вот еще один ужас — но другого типа! И какие свидетельства! Достоверно доказанные человеческие жертвоприношения в Манитобе. Невероятные обстоятельства вокруг дела Норриса! Спенсер из университета Квебека буквально подтвердил достоверность… и в…
Но здесь записки обрывались, и, когда я прочел их впервые, я этому порадовался. Быстро становилось ясно, что с дядей дело плохо и что он не совсем в своем уме. Конечно, нельзя было исключать, что он написал эти заметки до наступления кажущегося улучшения, а если так, то все могло быть и не так худо, как казалось.
Положив заметки в точности туда, где я их взял, я переключил свое внимание на сейсмограф. Линия, которую выводил на бумаге самописец, была ровной и четкой, а когда я отмотал ленту назад, я увидел, что такая поистине невероятная прямая линия выводится самописцем уже двенадцать дней подряд. Как я уже говорил, показания этого прибора и здоровье моего дяди были неразрывно связаны, и это доказательство спокойствия планеты, несомненно, было причиной относительно благополучного состояния сэра Эмери. Однако была в этом одна странность: я ведь был точно уверен в том, что ощутил содрогание земли, — и я даже слышал негромкий рокот. Не могло же случиться так, чтобы у меня и сэра Эмери случилась одна и та же чувствительная галлюцинация!
Я повернул бумажный ролик в первоначальное положение и уже собрался было уйти, как вдруг заметил то, что мой дядя упустил. Это был маленький медный винтик, валявшийся на полу. Я снова размотал ленту самописца и обнаружил отверстие, на которое прежде внимания не обратил — по размеру как раз подходящее для найденного мною винтика. В механике я далеко не дока, и я не мог понять, какую роль играла эта крошечная деталька в работе прибора. Тем не менее я закрутил винтик и установил бумажный ролик на место. Затем я немного постоял, чтобы убедиться, что самописец работает как надо. Несколько секунд я не замечал ничего особенного. Но потом я услышал звук. Прежде сейсмограф работал, издавая негромкое жужжание, наподобие часового механизма. К этому добавлялось тихое шуршание иглы самописца, соприкасавшейся с бумагой. Теперь я услышал жужжание, но вот тихого шуршания не осталось и в помине. Вместо него самописец стал издавать визгливый скрежет. Я испуганно уставился на иглу самописца.
Похоже, от маленького винтика зависело очень многое. Не стоило удивляться тому, что небольшое землетрясение, столь сильно потревожившее моего дядю, прибор не заметил и не записал. Тогда сейсмограф работал неправильно, а теперь он действовал!
Теперь невооруженным глазом было видно, что каждые несколько секунд землю сотрясала дрожь. Пусть она была почти неощутима мной, но зато ее регистрировал и записывал прибор, игла которого наносила дикие зигзаги на бумагу…
Когда в ту ночь я наконец решил лечь спать, меня трясло посильнее, чем землю. Но какова была истинная причина моей нервозности — я понять не мог. Почему меня так напугало мое открытие? Верно, теперь я четко удостоверился в том, что от работы сейсмографа напрямую зависит психическое состояние моего дяди. Возможно, ему грозила новая вспышка психоза… но почему понимание этих фактов так встревожило меня? Поразмыслив, я не смог дать ответ на вопрос, почему какая-то определенная область страны должна получать слишком большую порцию землетрясений.
Поразмышляв об этом, я сделал вывод, что прибор либо совершенно неисправен, либо слишком чувствителен. Возможно, нужно было подкрутить медный винтик. В общем, в итоге я заснул, заверив себя в том, что землетрясение, которое мы ощутили, просто случайно совпало с обострением состояния дяди. Но как раз перед тем, как я погрузился в сон, я обратил внимание на то, что воздух словно бы заряжен каким-то странным напряжением, а еще на то, что легкий ветерок, весь день шевеливший листву деревьев, совершенно затих, и наступила абсолютная тишина. И в этой тишине я заснул, и всю ночь мне снилось, что под моей кроватью содрогается земля…
На следующее утро я встал рано. У меня заканчивались письменные принадлежности, и я решил съездить ранним утренним автобусом в Рэдкар. Из коттеджа я ушел, когда сэр Эмери еще спал. Во время своего путешествия я поразмышлял о событиях прошедшего дня и решил во время пребывания в городе провести небольшое расследование. Я позавтракал в кафе, а потом наведался в редакцию газеты «Рэдкар миррор». Помощник редактора, мистер Маккиннен, оказал мне большую помощь. Он позвонил по телефону целому ряду людей и задал им интересующие меня вопросы. Через некоторое время мне стало известно, что на протяжении большей части года никаких серьезных подземных толчков в Англии зарегистрировано не было. С этим утверждением я бы явно мог поспорить, но промолчал, однако чуть позже были получены другие сведения. Я узнал о том, что несколько небольших толчков все же произошло: как сравнительно недалеко — в Гуле, то есть всего в нескольких милях от коттеджа дяди (этот толчок был зарегистрирован за последние сорок восемь часов), так и подальше — в Тендердене, поблизости от Дувра. И уж совсем незначительный толчок произошел в Рэмси, в графстве Хантингтоншир. Я горячо поблагодарил мистера Маккиннена за помощь и уже был готов уйти, как вдруг он спросил меня, не интересно ли мне просмотреть публикации в их газете из-за рубежа. Я с благодарностью принял это предложение и остался наедине с большой стопкой статей, переведенных на английский. Конечно, как я и ожидал, большая часть публикаций не представляла для меня никакого интереса, но в самом скором времени я отобрал тот материал, который мне был нужен.
Сначала я с трудом поверил собственным глазам. Я прочел, что в августе произошло землетрясение во Франции, в департаменте Эн — причем такой силы, что пара домов обрушилась и несколько человек получили ранения. На несколько недель раньше похожие толчки были зарегистрированы в Ажене, в департаменте Аквитания, но их сочли не настоящим землетрясением, а проседанием почвы. В начале июля были также замечены подземные толчки в Испании — в Калаорре, Хихоне и Ронде. Цепь толчков пролегала прямо и ровно, словно полет стрелы, через Гибралтарский пролив до Ксауена в Испанском Марокко, где рухнул целый район на окраине. И еще дальше, до… Но с меня и этого хватило. У меня уже не было сил просматривать газетные статьи дальше. Я не хотел знать — даже приблизительно, где находится мертвый город Г’харне…
О! Я так увлекся, что даже забыл о том, зачем изначально приехал в Рэдкар. Но моя книга могла подождать — теперь у меня появились дела поважнее. Я отправился в городскую библиотеку, где взял «Атлас мира» издательства «Nicheljohn» и раскрыл его на той странице, где располагалась большая складная карта британских островов. Географию я знаю довольно сносно, а особенно — географию графств Англии, и я обратил внимание, казалось бы, на не связанные между собой места, где произошли «незначительные толчки». Тут было нечто странное. Я не ошибся. Взяв с полки книгу, я использовал ее край как линейку. В прямую линию выстроились Гуль в Йоркшире и Тендерден на южном побережье. У меня мурашки по спине побежали, когда я увидел, как близко к этой линии находится Рэмси в Хантингтоншире. Со страхом и любопытством я провел эту линию дальше на север и, вытаращив глаза, обнаружил, что она прошла всего лишь в миле от дома дяди на болотистых пустошах!
Онемевшими пальцами я перевернул в атласе мира еще несколько страниц и нашел карту Франции. Я долго медлил, а потом, еле шевеля руками от страха, перешел к Испании, а от нее — к Африке. Довольно долго я просто сидел в тишине, время от времени скованно переворачивая страницы и машинально сверяя географические названия и координаты.
К тому моменту, когда я покинул библиотеку, мысли у меня в голове бешено метались, спина покрылась холодным потом. Мне чудились позади меня шаги некоего ужаса из бездны доисторических времен. Моя нервная система, прежде довольно крепкая, начала трещать по швам.
К дому дяди я возвращался вечерним автобусом. Гул мотора убаюкал меня, и в полусне я вдруг услышал голос сэра Эмери. Однажды он пробормотал эти слова во сне. Наверное, ему что-то снилось. Он сказал: «Они не любят воду… Англии нечего бояться… Уж слишком глубоко им пришлось бы…»
Стоило мне вспомнить эти слова, как я резко очнулся от дремоты и холод ужаса пробрал меня до костей. И мои мрачные предчувствия меня не обманули, потому что в конце пути меня ожидало такое, что привело мою психику к почти полному коллапсу.
Как только автобус сделал последний поворот, объезжая лес, за которым скрывался дядин коттедж, я все увидел! Дом рухнул! Я просто не мог поверить своим глазам. Даже зная все, о чем я теперь узнал, мало-помалу собирая сведения, все равно это было не под силу воспринять моему измученному сознанию. Я вышел из автобуса и дождался момента, пока водитель проведет его через лабиринт припаркованных у дороги полицейских машин и автомобилей любопытных зевак. Только потом я перешел дорогу. Забор, окружавший коттедж, был повален на землю, чтобы к дому могла подъехать машина «Скорой помощи». Теперь она стояла в странным образом покосившемся саду. Горели фары, потому что было почти совсем темно. Бригада спасателей с отчаянной быстротой разбирала завалы на жутких развалинах. Я остолбенел и был не в силах тронуться с места. Ко мне подошел офицер полиции. Я, запинаясь, представился и выслушал следующую историю.
Обрушение дома первым заметил проезжавший мимо автомобилист. Подземные толчки, сопровождавшие обвал, ощущались в ближайшей деревушке Марск. Автомобилист, решив, что сам ничем помочь не сумеет, на полной скорости доехал до Марска, чтобы сообщить о катастрофе и вызвать помощь. По всей видимости, дом просто сложился как колода карт. Полиция и «скорая» прибыли на место происшествия через несколько минут, и немедленно была начата спасательная операция. Судя по всему, в момент катастрофы моего дяди в доме не было, потому что его до сих пор не нашли. На месте происшествия поначалу отмечался странный сильный запах, но он исчез, как только начались спасательные работы. Во всех комнатах, кроме кабинета, уже успели расчистить полы, а за то время, пока со мной говорил офицер, было разобрано еще несколько помещений.
Неожиданно рабочие из спасательной бригады громко загомонили. Я увидел, что они стоят посреди развалин в окружении толпы зевак, и все они на что-то смотрели. У меня сердце забилось так, что чуть не выскочило из груди. Я протолкался сквозь толпу, чтобы увидеть, что привлекло внимание рабочих.
Там, где был пол кабинета моего дяди, я увидел то, чего больше всего страшился. Там зияла дыра… но судя по тому, как лежали сломанные половицы, как были разбросаны обломки, все выглядело так, словно земля не провалилась, а кто-то словно бы подкопал дом снизу…
С тех пор никто сэра Эмери не видел и ничего о нем не слышал. И хотя он считается пропавшим без вести, я-то знаю, что на самом деле он мертв. Он отправился в миры древних чудес, и я молюсь об одном: чтобы его душа осталась по нашу сторону порога. Ибо в своем невежестве мы были к сэру Эмери несправедливы — и я, и все остальные, кто думал, что он лишился рассудка. Все мы. Все его чудачества — как я их теперь понимаю, но понимание пришло ко мне с трудом и дорого мне обойдется. Нет, он не был безумен. Его поведение было продиктовано инстинктом самосохранения, и хотя его предосторожность в итоге ничего не дала, им руководило не безумие, а страх перед безымянным злом.
Но худшее еще впереди. Ибо меня ожидает такой же конец. Я это знаю, потому что подземные толчки преследуют меня. Или это все — всего лишь игра воображения? Нервы у меня вышли из строя, но психика в порядке. Я слишком много знаю! Они посещали меня в сновидениях, и я думаю, точно так же они посещали моего дядю, и то, что они прочли в моем сознании, предупредило их о том, что им грозит опасность. Они не позволят мне дальше заниматься расследованием, потому что именно из-за подобных проникновений в истину в один прекрасный день они могут стать раскрыты для людей — раньше, чем они будут готовы!