Никто же не говорил ему, что нельзя посмотреть? Сначала он шел на цыпочках, потом пополз по-пластунски, держа винтовку, как спецназовцы в кино. Когда он приподнял голову, чтобы посмотреть из-за кустов, что там, на поляне, у костра, в шею сзади ткнулось холодное, и грубый голос сказал:
— Лежать! Руки на затылок! Тут уже не поспоришь и не вывернешься. Со взрослым Алексей справиться вряд ли сможет. Он отпустил винтовку и дисциплинированно положил руки на затылок.
— Ну, что, — сказал тот же голос, но уже нормальным тоном. — Тридцать километров. Три дня. Я же говорил, что Лёха — наш парень!
— Дядя Коля! — он опять чуть не заплакал.
— А кто бы еще? — подмигнул смуглый и веселый дядя Коля. — Пошли, путешественник. Будем еду есть, чай чаевничать и разговоры разговаривать.
— А костер не заметят? — осторожно спросил Алексей, посмотрев на небо.
— Уже нет, — вздохнул дядя Коля. И вот тогда он много всего объяснил. И насчет фамилии их — тоже.
На самом-то деле они, то есть папа, мама и сын, были «вышними», то есть высокими, верхними. Там, на той стороне, махнул он рукой куда-то влево. А когда сюда перебрались, стали Вышенко. С ударением на второй слог, понятно? Такой там был язык, куда попали сначала.
Ну, а уж когда переехали в этот город, а потом еще и меняли документы в связи с переездом, стали, как, ну?
— Вишенка…, — сказал растерянно Алексей. Какой же он был тупой! Ну, конечно же! Так все легко и просто раскрывается!
— А ты, дядь Коля? А он и его сестра, Лёхина мать, были Вохровы. А это еще проще — «в» — это вооруженные. «Охр» — охрана. Понимаешь, Лёха, Вохровы — они всегда рядом с Вышними. С Вишенкой, значит. Потому и родня. И если что — охраняем и помогаем. Вот он и приехал сразу, чтобы спасать и охранять.
— А папа с мамой? — с замиранием спросил Алексей.
— Ищем, — сурово ответил дядя Коля. — Найдем. А пока мы с тобой погуляем по этому прекрасному лесу. У нас с тобой будет долгое путешествие. Чтобы уже наверняка. Ну, ты понял, да?
— Угу, — кивнул Алексей. …
— Чем питался?
— Малину нашел, грибы… Голубя убил и зажарил.
— Потрошил? Значит, у тебя, выходит, первый голубь, да? А у меня первым был петух. Не поверишь — петух! Мне было лет десять, и у нас был огромный и красивый петух. Просто огромный. Он был мне по пояс, представляешь? А когда раскидывал крылья, распушался и шел в атаку — о-о-о! Я его боялся дико. И однажды попался. Он просто гонял меня — животные чувствуют страх, все животные. Не только собаки там разные или волки. Вот, петух этот чувствовал, что я его боюсь. И когда я приходил из школы, то бежал к крыльцу со всех ног. А он — за мной, взлетая иногда на скорости. Ужас… Чего смеешься? Знаешь, как страшно, когда петух? Алексей зажимал рот, но все равно смех вырывался наружу. Дядя Коля — убегающий от петуха!
— …И попался. Как-то так повернулся неудачно. Или вошел во двор, не посмотрев, задумавшись, что ли. А петух как подпрыгнет! И клюнул меня прямо в лоб. Вот, даже шрам остался. Он нагнулся, и в колеблющемся свете костра показал на точку между бровями.
— Это он так клюнул. Так вдарил, что кровищи было — ух, сколько.
А еще он сломал себе клюв о мою черепущку, и кончик ключа вышел только потом. Вот шрам и остался.
— А я думал, это на войне…, — Алексей подул на кружку и отхлебнул горячий сладкий чай, пахнущий какими-то травами.
— На войне рана сюда — это смерть! Ты что, парень! Без каски на войне просто нельзя. Но мне было десять, у меня лила кровь, петух гнал меня до крыльца… А на крыльце стоял отец и курил. Он просто стоял — и курил, представляешь? Ничего не делал, но петух сразу стал маленьким и боком, боком убрался за сарай. А отец посмотрел на меня, посмотрел, а потом вздохнул, и из-за двери вытащил топорик. Это был мой собственный топорик, я его точил всегда сам. Хворост порубить, растопку приготовить — это моя работа была. Вот, он мне топор дает и говорит, иди, мол, сын, и принеси мне своего первого петуха. Понял, да?