— Полезайте, фройляйн Клингс. Тут не очень уютно, но для нас это важно.
Девушка, из числа бойких исконных жительниц Гамбурга, не раздумывая, влезла в багажник.
— Теперь ложитесь на бок, — сказал комиссар, когда она с подогнутыми коленями и втянутой головой была уже там, — и представьте себе, что вы мертвы. Ни напряжений в теле, ни собственной воли, ни собственных мыслей.
— Во всем полагаюсь на вас, — сказала фройляйн Клингс, когда Хорншу и комиссар задвинули ее в багажник.
Кеттерле даже не удивился, когда оказалось, что угол, образованный ее ногами и телом, точно соответствует тому, что был на фотографиях мертвой Сандры Робертс. Левая рука секретарши свободно свисала вниз, вдоль кромки блестящего металла. Они положили руку на тело девушки, и она осталась лежать на бедре.
— А теперь поверните голову, фройляйн Клингс, так, так, еще немножко! Взгляните на меня через плечо. Вот так. Хорншу, быстрее за фотоаппаратом, ей там чертовски неудобно лежать.
Пока Хорншу бегал за камерой, комиссар заметил, как из многих окон уставились на них любопытные лица.
— Вы станете местной знаменитостью, фройляйн Клингс, — сказал он, — если потерпите еще хотя бы три минуты.
Хорншу сделал четыре-пять снимков с разных позиций, потом они разрешили девушке вылезть. Они прекрасно ее поняли, когда она тут же принялась стягивать с себя халат и платок.
— Остается надеяться, что она была мертва, когда лежала вот так в машине, — сказала фройляйн Клингс и откинула назад волосы.
— Хотелось бы верить, — пробормотал комиссар. — Очень хотелось бы верить. Но никто не сможет нам сказать, были ли в тот момент у нее правильно надеты на ногах босоножки.
Сразу после обеда Гафке предстал перед шефом. Толстенный пакет, который он доставил, находился в другом конце коридора у Хорншу, обладавшего со школы хотя и неполным, но все же достаточным, чтоб понять наиболее существенное, знанием английского языка.
— А у него неплохой вкус, господин комиссар, — сказал Гафке. — Довольно элегантная особа.
— Подрабатывает в баре, так ведь это называется, Гафке?
— В принципе да, но при этом уютная квартира, красиво обставленная. И дорогая. Видно, расходует с умом, что зарабатывает.
— И что же она сообщила?
Гафке вертел головой, отыскивая взглядом сигареты, которые комиссар держал для посетителей.
— Подтверждает данные доктора Брабендера слово в слово, — сказал он, закуривая. — С весьма незначительными сдвигами во времени. Могло быть половина десятого или без четверти, когда они встретились в кафе «Эспланада». К тому же она не помнит точно, когда он ушел. Она была немного…
Гафке сделал волнообразное движение рукой.
— Впрочем, это можно понять. Ночной портье подтверждает, что он позвонил в дверь в половине или без четверти семь, без шляпы и пальто. Выглядел слегка навеселе и был бледен после бессонной ночи. Он еще что-то там пошутил. Ночному портье показалось, что он из породы людей, что смущаются, встретив невольного свидетеля их ночных похождений. А поскольку они знают, что портье известно все…
— Хорошо, Гафке. А в «Эспланаде»? Он говорил, что они там еще немного выпили.
— Все верно. Я разыскал обслуживавшую их официантку. Она знает эту женщину, а доктора она описала вплоть до галстука. Сомнений нет.