- Желаю удачи, товарищи добровольцы!
Но на этом наше великое путешествие на Байкал не закончилось.
На обратном пути в Иркутск мы заехали к приятелю Игошина, в село Николы. На Байкале все названия необыкновенные: то Большие Коты, то Николы. Но самое удивительное то, что приятеля Игошина тоже звали Николой. У Николы было двенадцать сыновей - Гриша, Степа, Костя, Олег, Андрей, Вася, Слава, Платон, Максим. Детей было так много, что для них, наверно, и имен уже нельзя было придумать. Так это или не так - не знаю, только последних трех сыновей, так же как и отца, звали Николами. Большой Никола никогда не путал своих сыновей и знал их всех в лицо. Маленькие Николы отлично понимали, чего хочет отец и какого Николу зовет. Крикнет отец: «Никола!» - идет один Никола, как раз тот, который нужен отцу. Крикнет второй раз: «Никола!» второй идет…
Мы целых два часа сидели у байкальского рыбака Николы. Он сварил уху из хариуса и накормил так, что мы чуть не лопнули. Я очень хотел поиграть с сыновьями большого Николы, но время уже было позднее, и отец сказал:
- Поехали. И так уж загулялись.
Только сели в машину - мне захотелось спать. Я прислонился к сиденью, и сразу же все поплыло, закружилось перед глазами. Когда машина стукалась о какой-нибудь камень, я просыпался и видел перед собой три яркие звезды. Они хитро подмигивали мне и говорили:
«А мы вовсе и не звезды. Мы три Николы большого Николы из села Николы».
В Новосибирске, когда мы отправляли телеграмму Игошину, отец говорил: «От Иркутска до Братска - рукой подать». Но оказалось, это не совсем так. Мы с отцом сделали огромный крюк. Надо было сходить не в Иркутске, а на станции Тайшет. А уже оттуда по новой северной дороге Тайшет - Лена ехать до Братска. Но Игошин успокоил:
- Не волнуйтесь, я вам все устрою, даже благодарить будете.
И старинный приятель действительно сдержал свое слово. На следующий день он прибежал с работы и сказал:
- Скорее собирайтесь! Сейчас в Братск идет машина с добровольцами.
И вот мы уже в пути.
Ехать удобно и мягко, как на перине. Добровольцы набросали в кузов сена, а сверху постелили большой брезент. Правда, пыль немного надоела. Она вырывалась из-под колес серыми тучами, проникала во все щели. Скоро все стали черными как черти. Только зубы и глаза поблескивали.
Часа через два мы приехали в Ангарск. Город увидели неожиданно. Еще минуту назад ехали по лесной просеке, меж двух рядов высоких сосен, и вдруг наперерез нам промчался и скрылся за деревьями новенький трамвай. Это был не сон и не сказка. Машина свернула с просеки и покатила по ровной, как стрела, улице. Справа и слева белели высокие дома, вдоль тротуаров тянулись аллеи сосен, зеленели березки. Навстречу неслись такси с черными кубиками на кузове, автобусы, взад и вперед шли пешеходы.
Шофер остановил машину на обочине дороги, вышел из кабины, ударил каблуком по скату и покачал головой.
- Погуляйте малость, - сказал он, - придется подкачать.
Пока шофер возился с машиной, мы успели немного осмотреть Ангарск, купить на дорогу хлеба и даже съесть по порции мороженого. Продавали его в большом деревянном ларьке. На стене его был нарисован бурый медведь с голубой вазой в лапах. Я ел мороженое и думал: пять лет назад, может быть, как раз на этом самом месте, где сейчас ларек, сидел настоящий живой медведь.
Вот бы послать телеграмму Люське: «Сделали вынужденную остановку в таежном городе Ангарске, горячий привет Москве». Нет, пожалуй, делать этого не стоит. Если бабушка узнает, она умрет от страха. Лучше я напишу об Ангарске в своем сибирском дневнике.
Когда мы снова тронулись в путь, я достал тетрадку и хотел было писать. Но ничего хорошего из этой затеи не вышло. Асфальт за Ангарском кончился, и машину начало бросать из стороны в сторону. На одной кочке меня так тряхнуло, что я даже подумал, что откусил язык. Но, к счастью, все обошлось благополучно. Язык остался на своем прежнем месте.
Вместе с нами в машине ехал угрюмый бородатый старик. Я все время думал: сейчас он откашляется, разгладит узловатыми пальцами бороду и начнет рассказывать какую-нибудь легенду. Но старик молчал и почему-то косо поглядывал в мою сторону. Когда я поднимался, чтобы постоять немножко в кузове, он сердито сдвигал брови и отрывисто говорил:
- Сиди смирно, не вертись!
Странные в Сибири старики: почему-то им надо вмешиваться не в свое дело!