— Ничего, оклемаюсь… Максимка, сходи за бабкой Феней. Иль ты, Петруха.
— Я, дедушка, я! — Петя бросается к двери. — Сказать, чтоб травы дала?
— Скажи. Она знает какой. Мол, от ушиба… Она знает.
Максим снимает с кровати одеяло, укрывает дедовы ноги. Чубаров подкладывает вторую подушку.
— За старшего ты теперь, Максимка! — Лукьян вытирает глаза. — Невезучие мы, ох, невезучие!..
— Как же ты, Лукьян? — печалится председатель. — Мужик вроде поворотливый, а не уберёгся.
— Оно так: счастье — на крылах, несчастье — на костылях… — охает старик. — Не подфартило. Одно слово — беда.
— Тут, Алексей, дело нечисто. — Первушин прикрывает дверь. — Говорил мне возчик, будто Андрон нарочно бревно уронил, когда в штабеля складывали. Будто тяжело ему стало, он и отпустил. А Лукьян держал, да не выдержал, бросил тоже, да на свою ногу…
— Так, Лукьян, было дело?
— Кто его знает… — охает старик. — Упало и упало. Со всяким могло случиться.
— Слушай-ка, — догадывается Чубаров, — не видал ты, как Трухин сохатиху убил?
— Не случилось, Лексей, не пришлось, — отворачивается Бормаш. — Да и что мне: убил — убил, его дело — его ответ.
Максим хотел сказать: «Как же, дедушка, мы видели!» Но что-то вспомнил, промолчал, будто но слышал.
— Загадка! — ерошит затылок Чубаров. — Как же Синчук пронюхал?
— Не знаю, не ведаю… — охает старик. — Охо-хо! Нога-ноженька, что со мной теперь будет? С ребятами как теперь?
— И ты, Алексей, не знал? — удивляется Первушин.
— Сном-духом не чуял. Приходит Синчук утром, спрашивает: «Почему, председатель, законов не соблюдаешь? Вчера браконьер сохатиху застрелил, а ты ухом не ведёшь?» — «Не может быть, отвечаю, ничего не замечал». — «Пойдём, говорит, заглянем к Трухину, может, свеженинкой угостит?» Так и вышло, стрелил мужик сохатиху… Слушай, Лукьян, — начинает догадываться Чубаров, — откуда у тебя лосёнок?
— Малыш-то? — медлит Бормаш. — Значит, как нас председатель послал за мохом, в тот день и нашли на берегу. Ребятишки увидали. Ох, ох! Грехи мои тяжкие!.. Што бабка-то не идёт?
— Мясо у Андрона на второй день взяли? — вспоминает Чубаров.
— Кажись, на второй. Не помню, Лексей, охо-хо, не помню!..
— Так, — ищет зацепку Чубаров. — Когда я хотел тебя в понятые пригласить, ты ужом, ужом! Ох, крутишь-вертишь, Лукьян. Не зря, видать, Андрон с бревном-то…
Подозрение Чубарова пугает Бормаша. «Не дай бог, откроет секрет, тогда совсем несдобровать. О мясе узнает. Хоть не пользовался, а брал. „Способник браконьера, скажет, вот ты кто!“ Статью прилепит. А ребята, ребята как?.. Ох-хо!..»